Неопубликованные тексты (Тайша Абеляр)
Глава 1. Смысл жизни
Конференция по антропологическим методам исследования не дала мне ответов на многие вопросы. Во второй половине дня я нанесла визит доценту, чтобы прояснить некоторые вопросы, поднятые профессором. Когда я вошла в офис, я обнаружила, что преподаватель сидит за своим столом и ест фисташки.
Он намеренно выбрасывал скорлупки в окно, целясь в ничего не подозревающих студентов, расположившихся внизу на травке. Однажды я тоже сидела на ступеньках здания под тем же окном, и что-то упало мне на голову. Я подумала, что это голуби, которые сидят на навесах под крышей, но при ближайшем рассмотрении обнаружила, что на меня попал не голубиный помет, а скорлупа фисташек. Теперь я поняла, откуда взялись эти скарлупки.
«Это настоящая беда», - подумала я, наблюдая, как Рекс Джонс краснеет от того, что его поймали на его проделках.
У него была смущенная улыбка, мальчишеские повадки и общее состояние, которое Клара Мендес назвала бы «синдромом бедняжки». Она указала, что все мы действуем в соответствии с социальным и психологическим давлением, согласно которому мы должны всегда рассматривать и, если возможно, представлять себя в образе бедного ребенка.
В тот момент, когда она мне об этом рассказала, я была безмерно возмущена и стала спорить, но после дальнейшего анализа я должна была признать, что мне самой нравилось, когда меня считают бедняжкой. Более того, я не нашла никого, кто бы не попал в эту категорию.
- Надеюсь, я не беспокою вас, - сказала я Рексу Джонсу, - но сегодняшняя лекция подняла некоторые вопросы, которые я хотела обсудить с вами. Я имею в виду, если вы не слишком заняты.
Рекс Джонс толкнул ногой вращающийся стул, отодвинув его от окна ко мне.
- Чем я могу помочь вам? - спросил он, указывая на стул. Я заметила, что он взглянул на край моей юбки, который задрался, когда я села.
- Я не понимаю, как антропологи могут знать, что происходит в чужой культуре, если они даже не говорят на этом языке. - Сказала я, натягивая юбку до колен.
Рекс Джонс нервно улыбнулся, но подергивание его бледной щеки выдавало нетерпение.
- Антропологи практикуют метод, называемый «наблюдение участника», - сказал он, выдавливая слова. Он посмотрел на часы, чтобы определить, сколько времени осталось до окончания рабочего дня.
- Полевой антрополог участвует в деятельности изучаемого им общества; делает многочисленные записи; он записывает все, что имеет отношение к делу, и когда он возвращается «с поля», он анализирует это в рамках своей теории. Другими словами, используйте свои данные для проверки гипотезы, которую вы намеревались проверить.
- Вы хотите сказать, что антрополог уже знает, какие данные он хочет выделить, прежде чем отправиться в поле? – спросила я, - Разве это не пристрастие?
Рекс Джонс слегка повернул стул к столу и нацепил очки в проволочной оправе, которую он аккуратно надел на каждое ухо.
- Это не пристрастие, Это наш способ работы! Чтобы антропология была наукой, - продолжал он, склоняясь ко мне, - она должна следовать научному методу, а именно проверке гипотез. Ваши выводы должны быть открыты для проверки.
- Что вы имеете в виду? - спросила я его.
- Это означает, что если бы другой полевой работник собирал те же данные при аналогичных обстоятельствах, он бы получил такие же результаты.
- Но как насчет Льюиса и Кедфилда в Тепостлане? – поинтересовалась я.
Я имела в виду классический случай, когда два полевых исследователя, проводившие исследование в одной и той же сельской общине в Мексике, получили совершенно разные результаты, таким образом показывая, что повторение, которое, хотя и является теоретически целесообразным, может оказаться невозможным на практике.
- Это был особый случай, - признал Рекс Джонс, - Это просто доказывает, что исследователи не смотрели на одни и те же вещи или, документируя, они недостаточно тщательно выполняли свою работу. И это именно моя точка зрения: общественные науки требуют тщательного документирования.
Я напомнила ему, как трудно двум людям в нашей культуре прийти к согласию по данному вопросу, даже если проблема была знакома им обоим; условие, которое сделало достижение согласия по проблемам чужой культуры почти чудом.
- Антропологи - это прежде всего люди, а уж потом ученые. - отметила я. - Так что, участвуя и наблюдая, разве они не будут эмоционально вовлечены в чужую жизнь? Разве их чувства, мнения и интерпретация событий не были бы основаны на их прошлом опыте?
Я вспомнила пещеру на севере Мексики, где я провела много месяцев, заново переживая свои прошлые эмоции в процессе, называемом перепросмотром. Я вспомнила, как трудно быломне и Кларе Мендес, моей учительнице, прийти к соглашению относительно чего-либо, включая и то, что она имела в виду под синдромом «маленького бедняжки».
Она начала с непостижимой точки зрения того, что она называла традицией магии, а я видела все с предсказуемой точки зрения моего воспитания представителя «среднего класса». У нас на кухне были жаркие дискуссии и разногласия, из-за которых возникло недопонимание относительно того, что мы не воспринимаем мир в абсолютно одинаковых терминах.
Рекс Джонс снисходительно усмехнулся в момент моего самоанализа, который он, казалось, интерпретировал как замешательство.
- Вы не понимаете сути. - сказал он, качая головой. - Именно поэтому антропологам необходимо придерживаться строгой методологии, определенной заранее. Ученые, при работе «в поле» должны воздерживаться от субъективных интерпретаций и фиксировать объективные факты. Посмотрите на социологов ниже, - он имел в виду отдел демографов, офисы которых располагались на втором этаже. В какой-то момент истории университета антропология входила в состав социологического факультета.
Теперь они гордились своей независимостью, но оказывались не слишком независимыми, когда дело касалось методологии. Отчасти именно страх стать закоренелым судебным секретарем заставил меня выбрать в качестве карьеры антропологию. В ней все еще была атмосфера романтизма, определенное чувство приключения, оставшееся от рассказов путешественников XIX века, в которые уходит корнями современная антропология.
Несмотря на полевые усилия ученых классифицировать все с помощью научного метода, антропология все еще могла исследовать неизвестное и преодолевать концептуальные границы.
- А что насчет социологов? - спросила я, щелкая ручкой, чтобы подготовить её на случай, если мне придется делать заметки.
- Социология, как мы знаем, зависит от того, насколько надежен ваш сбор данных. Она основана на способности проверить ваши выводы. Вот почему социологи используют статистический анализ, опросы, глубинные интервью. Это необходимо, чтобы обеспечить повторяемость. Антропология должна копировать эту методологию, потому что проверка еще более важна в нашей дисциплине, где, как вы сами отметили, все незнакомо.
Я заметила, что блуждающий взгляд Рекса вернулся к моим ногам.
Я бросила на него свирепый взгляд, которым чемпионка среди женщин Клара Мендес могла бы гордиться. Я всегда предполагала, что уязвимое состояние женщин было естественным результатом нашей биологической структуры, но Клара подвела итог непосредственно с самого начала.
"Биология моих ног!" –сказала она. - Лизать мужские яйца и быть их слугами - это не результат какой-либо биологии, а гипнотические приказы нашей культуры, в которой доминируют мужчины.
Я была удивлена, услышав это от Клары после нескольких месяцев её проповедей о тяжелом положении женщин и нескольких месяцев моей практики перепросмотра, в результате которой я стала яснее видеть неудачное положение, отведенное обществом женскому виду.
Было очевидно, что женщинам нужно сражаться вдвое больше, чем мужчинам, чтобы добиться успеха во всем, что мы делаем. Сначала сражаться за наши собственные права, а затем, чтобы преодолеть мощные предрасположенности, навязанные нам нашей мужской культурой. Мне сказали, что одной из причин для посещения колледжа и развития моего интеллекта была возможность понять и оценить для себя устоявшиеся взгляды на роль женщин и тем самым освободиться от их гипнотической хватки.
- Незнакомец, приезжающий изучать культуру, которая является абстракцией, - сказала я, улавливая нить его аргумента, - может годами работать в этой области и не осознавать, что он неверно истолковывает то, что он видит или что делают эти люди. Такое уже случалось с бесчисленным множеством исследователей и сотрудников Корпуса мира.
- Полевые специалисты и антропологи Корпуса мира, которых я знаю, очень проницательны. - сказал Рекс. - Они знают, когда кто-то им изменяет.
- Что, если антрополог хочет помочь людям, с которыми он живет? - предположила я. - Что, если он или она настолько увлекутся чужой культурой, что не смогут оставаться объективным?
Я подумала о событиях, которые произошли под руководством Клары и ее коллег, и о том, что я никогда не смогу объяснить свое мировоззрение, используя теории антропологии или научный метод должным образом.
- Значит, он или она больше не антрополог, - сказал Рекс, приподняв густую бровь. - Он или она просто социальный работник, или хороший человек, или, что еще хуже, сроднился с предметом исследования. Чтобы возвратиться к исходной точке, необходимо порвать с подобной привязанностью, - и он привел несколько примеров.
Первый инцидент произошел с исследователем, работавшим среди индейцев навахо.
Изучая культ пейота и используя метод вовлеченного наблюдателя, он проглотил слишком много кактусов пейота, чтобы оставаться объективным. У него были видения Великого Духа, он получил бесчисленное количество посланий, а когда он вышел из галлюциногенного состояния, то основал свою собственную религию.
- И не забывайте о случае Бет Вассерманн, профессионального работника из Самоа, - напомнил мне Рекс, взяв трубку.
- Была ли она одной из учениц Боаса, как Маргарет Мид?
Он покачал головой. У меня было отчетливое ощущение, что он лапает меня за ногу. Я рискнула спросить:
- Что случилось с Бет Вассерманн?
- Она отправилась в Самоа, чтобы собрать информацию для своей докторской диссертации о сексуальных обычаях и брачных обрядах. Она отказалась от своей объективности, и ее участие вышло за рамки необходимого, если вы понимаете, о чем я.
Рекс сделал похотливый жест, который не оставил сомнений в характере причастности Бет Вассерман к самоанцам.
- Что с ней случилось?, - спросила я его, зная, что история плохо кончится.
- Она влюбилась в полинезийского принца, - сказал Рекс, помахивая мне трубкой, как если бы он ругал ребенка, - Она нарушила табу, и шаман наложил на нее проклятие. Она чуть не умерла при родах, если бы священник не вмешался со своей белой магией. Бет покинула остров дискредитированной и так и не закончила свое исследование.
В комнате воцарилась тишина. Рекс посмотрел на меня, чтобы увидеть мою реакцию.
- Я все еще не уверена, - упрямо сказала я, - Мне кажется, что весь подход к антропологии неверен. Чтобы что-то понять, нужно делать больше, чем просто наблюдать. Мы должны участвовать.
Рекс вытащил трубку изо рта, перевернул ее и шлепнул по краю пепельницы. Ничего не высыпалось изнутри. Я поняла, что он использовал трубку в качестве плацебо, чтобы помочь себе бросить курить или, возможно, это был способ обратить на себя внимание.
- Необязательно пробовать яблоко, чтобы узнать, что оно красное, - напомнил он мне.
- Но как узнать, что такое яблоко, если не надкусить его? - спросила я. - Если вы пойдете в поле, с мешком, набитым гипотезами, вы на самом деле не будете открыты для опыта, который является ключевым моментом в антропологии: изучение человека, его веры, его чувств, его мыслей и его мировоззрения относительно Вселенной.
Рекс причмокнул и сунул трубку обратно в рот. Его терпение, казалось, иссякло.
- Вы задаете вопросы, относящиеся к сфере философии. Если вы хотите узнать о смысле жизни, вы не в том отделе. Однако мой друг Карлос мог бы ответить на некоторые из ваших вопросов. Он ученик мексиканского шамана.
Услышав свое имя, ассистент учителя, сидевший за соседним столом, положил книгу, которую он читал, и повернулся к Рексу.
- Она хочет знать о смысле жизни, - сказал Рекс. – А я, даже в шутку не могу ответить на её вопросы, поэтому оставлю её в ваших руках. - Он снова посмотрел на часы. - Кроме того, я опаздываю. Мне нужно ехать в Гардению.
Рекс сложил в портфель кипу машинописных листов и поспешно вышел из комнаты.
- Что такого важного в Гардении? - спросила я, повернув стул к Карлосу.
- Рекс любит азартные игры, - тихо сказал Карлос, - И Гардения - единственное место поблизости, где они разрешены. Помяните мои слова, на днях он поставит на кон даже свой грант на исследования по Непалу.
У Карлоса были вьющиеся черные волосы, доброе улыбающееся лицо и озорный блеск в темных сияющих глазах. У меня было неприятное ощущение, что я видела его раньше, не только в отделе антропологии, но где-то еще, и что нас связывает невидимая нить. Но как я ни старалась, я не могла вспомнить, где и когда мы встречались.
Карлос наклонился вперед и пристально посмотрел на меня, как будто он тоже испытал своего рода дежавю:
- Разве мы не встречались раньше? - сказал он, очевидно осознавая такое грубое клише. Даже несмотря на то, что слова были произнесены мне, выражение звучало так банально, что я сразу заняла оборонительную позицию.
- Вы, наверное, видели меня в коридоре, - сказала я, пытаясь казаться небрежной. - Или в классе Хичкока.
- Хм. Возможно, - сказал он, бросив на меня задумчивый взгляд. Его взгляд, на самом деле, напомнил мне взгляд гипнотизера, который держит своего пациента.
- Ты слишком молода и красива, чтобы беспокоиться о смысле жизни, - сказал он дружелюбным тоном. - Тебе не может быть больше девятнадцати или двадцати. Почему бы не оставить сложные вопросы мудрым философам?
- Мне двадцать два года, и я очень интересуюсь смыслом жизни, - отрезала я, раздраженная тем, что показалось мне заявлением завзятого мачо. - Что все это значит? Должно быть что-то еще, что делает жизнь достойной того, чтобы жить отдельно от мусора, который мы получаем каждый день нашего существования.
Во время этой пламенной речи я жестикулировала руками, и, в конце концов, с грохотом опрокинула коробку со скрепками, которая стояла у него на столе. Они рассыпались на бумаги, но Карлос сделал вид, что не заметил.
- Я уважаю ваше беспокойство, - сказал он, наклоняясь ко мне, - Просто большинство людей не заинтересованы в понимании значения чего-либо, кроме разве что любви.
- Я не согласна, - сказала я, - А как насчет искателей и посредников? Они всегда ищут ответы на фундаментальные вопросы.
- Верно, но, на мой взгляд, так называемые гуру не столько добросовестно привержены философским поискам, сколько стремятся укрепить свой опыт. Они ищут смысл жизни именно потому, что она им наскучила. Если бы они жили с удовольствием, им не было так интересно разбираться в этом.
У меня было ощущение, что я ставлю себя в категорию тех, кому не хватает вкуса к своей жизни.
- Вернись через двадцать лет после того, как поживешь, и тогда мы сможем поговорить о смысле жизни, - сказал он, подмигнув.
- Через двадцать лет мир может разлететься на кусочки, - возразила я, - Вы имеете в виду интенсивность переживания?
По его болезненному выражению лица мне могло показаться, что я кричу. Не знаю, почему я разнервничалась. Порыв прохладного ветра ворвался в открытое окно и перемешал экзаменационные листы Карлоса на столе. Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
- Если ты действительно хочешь узнать о смысле жизни, - сказал Карлос, - тебе стоит познакомиться с индейцем яки, с которым я работаю. Он много знает о жизни и ее смысле.
Фактически, он один из самых мудрых людей, которых я когда-либо встречал. Может, мы когда-нибудь поедем в Мексику, и я познакомлю тебя с ним.
Услышав это, я испытала сильные опасения. Я вспотела. Все мои чувства смешались. Может быть, Карлос просто трепался из вежливости, а может, он пытался сделать мне предложение о поездке. В любом случае я чувствовала глубокое беспокойство.
Одно дело поехать в Мексику с Кларой Мендес, а с незнакомым человеком - совсем другое. Хуже всего было то, что что-то внутри меня самым ужасным образом хотело вернуться в Мексику. Я посмотрела на Карлоса, пытаясь понять его намерение, но на мгновение мне показалось, что он сжался и исчез в пространстве. Как будто я смотрела на него из конца длинного туннеля.
Я продолжала смотреть на него с изумлением и внезапно вспомнила, где видела его раньше. Однажды мне приснилась встреча магов в Мексике. Одним из них был молодой латиноамериканец с вьющимися темными волосами, очень похожий на человека, который сейчас со мной разговаривал.
Не имея рационального основания, я убедила себя, что Карлос и был тем самым молодым человеком из моего видения, новым нагвалем. Я вспомнила, что они сказали мне, что когда Сила свяжет нас, то перенесет меня в Мексику, где я встречусь с другими членами партии нынешнего нагваля, которые будут ждать меня.
Я пыталась вспомнить, кто были эти другие участники, но была уверена, что, за исключением Клары, Нелиды и странного птицеподобного существа по имени Эмилито, я никогда их не встречала. Я была шокирована, осознав, что время, проведенное в Лос-Анджелесе, почти вырвало их из моей памяти. Моя чрезмерная озабоченность повседневными делами и учеба в университете создали барьер забывчивости.
Мрачное забвение, окружавшее меня, было таким плотным, что время, проведенное в Мексике, стало туманным и сказочным, как будто этого никогда не было. Однако в одном я была уверена точно: мне приказали не возвращаться в Мексику и не искать никого из них, пока Сила сама этого снова не сделает.
И когда наступит этот момент, я должна была поймать кубический сантиметр шанса, который Сила предлагала мне, или же дверь закроется и, возможно, больше никогда не откроется снова. Когда на меня накатила волна воспоминаний, я почувствовала звон в ушах и испытала сильное головокружение.
Я хотела сбежать, но услышала, как говорю: «Я хочу поехать в Мексику», голосом, который вряд ли мог быть моим, потому что он исходил из конца длинного туннеля. Я подняла глаза и заметила, что Карлос тоже смутился. По выражению его лица было очевидно, что он не ожидал, что я серьезно отнесусь к его приглашению, не говоря уже о том, чтобы дать ему окончательный ответ.
- Ты в порядке? - спросил Карлос с искренним беспокойством.
- Я в порядке, - сказала я, помотав головой, чтобы прояснить её.
Когда я пришла в себя, я сказала себе, что это был лишь неясный проблеск и что видение ухода нагваля было настолько мимолетным, что я, возможно, спутала с ним этого молодого человека. Теперь же, как и раньше, он казался другим человеком. Однако, несмотря на мои рациональные сомнения, мной руководила неизвестная Сила. Я была уверена, что если Карлос был человеком из моего видения, то я могла бы узнать это только в Мексике, и если не начать действовать сейчас, у меня никогда не будет другого шанса.
- Я хочу поехать в Мексику, - повторила я.
- Что ж, это было бы здорово. - с тревогой сказал Карлос, собирая скрепки, которые я рассыпала. - Мы сделаем это когда-нибудь.
- Я действительно хочу поехать. Когда будет подходящее время?
- Я езжу в Сонору каждые два уик-энда, - нерешительно сказал Карлос.
- Отлично. Как насчет следующих выходных? К тому времени я сдам экзамены.
- Вау, не так быстро! - сказал Карлос, пытаясь дать задний ход, - Вам не кажется, что нам лучше пойти в кино или пообедать, или что-то в этом роде, вместо того, чтобы бежать в Мексику? В конце концов, мы почти не знаем друг друга.
- Фильмы утомляют меня, и я никогда не ем в ресторанах, - сказала я, - Также я хотела бы встретиться с этим магом-информатором, с которым вы работаете. Я обещаю не мешать вам.
Я поняла, что Карлоса раздражает моя настойчивость, но, вместе с тем, в нем пробудилось любопытство. Казалось, он обдумывает возможности, но затем его отношение резко изменилось.
- Я действительно не думаю, что смогу позволить кому-нибудь свалиться на старика, - сказал он, - Особенно молодой женщине. Вы говорите по-испански?
- Да, говорю, - солгала я без колебаний. Он выглядел удивленным.
- Это все еще не очень хорошая идея. Не знаю, почему я вообще упомянул об этом. Забудем всё это.
- Это хорошая идея, - сказала я с энтузиазмом, - Думайте об этом как о свидании с судьбой. Карлос снова заколебался.
- Как насчет того, чтобы спросить своего информатора, можно ли привести друга из университета? – предложила я, - Однокурсника-антрополога. Что не так? Если он скажет «нет», мы забываем об этом. Нет ничего плохого в том, чтобы спросить. Что тебе терять?
Карлос вздохнул с облегчением, словно нашел выход. Он был уверен, что его информатор из индейцев яки не захочет встречаться с молодой женщиной из Соединенных Штатов.
- Я спрошу, могу ли я кого-нибудь привезти, - резюмировал он, - Если он согласится, я позвоню тебе, и мы встретимся в Ногалесе.
Я написала свой номер телефона на листке бумаги и передала ему. Я увидела, как он положил его в свой карман. Когда я вышла из комнаты, то была уверена, что он никогда не расскажет обо мне своему информатору-индейцу, и не позвонит мне.
На следующей неделе поздно ночью мне неожиданно позвонили.
