Неопубликованные тексты (Тайша Абеляр)
Глава 19. Рынок
Мы ехали всю ночь без остановок. Я боялась закрыть глаза даже на мгновение, чтобы не увидеть лицо ведьмы Каталины. Но и с открытыми глазами я не могла выбросить ее лицо из головы. Она проникла в мои мысли и поселилась там, словно оставила во мне свою энергию или удалила что-то из меня, что было жизненно важным для моего благополучия.
Я была уверена, что она колдует на тонком плане и направила все свои усилия на изнурительную внутреннюю битву при помощи своей воли. Карлос был прав, она внимательно за нами наблюдала, и меня мучило беспокойство, что, если я засну, случится что-то ужасное.
На мгновение мои веки опустились, и во сне пятна света и тени, отраженные от лобового стекла, превратились в удивительное лицо Каталины с большими зубами и блестящими глазами.
Деревья снаружи были ее черными волосами, которые развевались, как у кричащей банши. Я помотала головой, чтобы рассеять ее образ, но не могла не зацикливаться на произошедшем. Теперь ее лицо навсегда осталось в моей памяти, как образ пламени после того, как смотришь на него слишком долго. Я чувствовала себя мотыльком, беспорядочно летающим вокруг лампочки; не в силах разорвать связь с этой женщиной и ее Силой.
Кроме того, я не могла не беспокоиться о светящихся червях, которые, по ее словам, истощали мою энергию. Я думала, что избавилась от всех червей во время перепросмотра, который я сделала под руководством Клары. Но семь лет ещё не прошли, и, по словам ведьм, это был срок жизни светящихся червей в матке женщины. По-видимому, Каталина разбудила светлячков в моем животе, когда массировала его. Я подумала о девушке в магазине, которая хотела поехать в Соединенные Штаты с Карлосом и почувствовала приступ ревности, возненавидев себя за это. Ведьма Каталина сильно ударила меня.
Несмотря на то, что я отрицала это, я все еще была привязана к мужчинам, а любовь и привязанность были для меня попрежнему важны, несмотря на то, что я утверждала обратное. Я пыталась думать о других вещах, но тьма вокруг нас была всепоглощающей. Казалось, что она темнее обычной ночи. Это меня беспокоило. Я посмотрела на Карлоса, но он нервничал так же, как и я. Чтобы отвлечь его, я попросила описать систему родства индейцев яки, и были ли у них насмешливые отношения к свекрови, преобладающие во многих других культурах.
- У яки тоже избегают свекровей? – спросила я.
Карлос посмотрел на меня, как на таракана.
- Я имею в виду, что согласно Малиновскому и его работе на Тробрианских островах, между женой и матерью мужа обычно существует структура избегания. Или это между братом матери и дочерью сестры? Это наверное табу на инцест, потому что он мог бы стать своим дядей.
- Лучше промолчать, чем говорить ерунду, - сказал Карлос, оглядываясь на дорогу.
Я почувствовала толчок. Видимо, он злилсяся на меня из-за светящегося червя. Я чувствовала себя предателем, виноватым в том, что продолжала испытывать энергетическую привязанность к мужчинам, но пока мне было наплевать. Одна нога у меня была в мире колдовства, другая - в гангрене, а я была погружена в мир человеческих дел. При более глубоком анализе я поняла, что все еще озабочена поиском любви, гадая, кто позаботится обо мне в трудную минуту и что со мной случится, если я проиграю в мире ведьм. Я инвестировала, ожидая вознаграждения за свои усилия. А когда я не получала награды, я имела тенденцию сдаваться и возвращаться к своему знакомому образцу поведения.
Когда мы ехали в темноте, на меня снова нахлынули воспоминаания. Я даже не ожидала, что у них окажется столь мощный энергетический потенциал. Я была уверена, что Каталина воскресила во мне банку с червями во время своего лечения и благодаря этому я могла вспомнить каждую деталь из того, что произошло много лет назад.
Мне было четырнадцать, я стучалась в двери церкви в два часа ночи, отчаянно желая, чтобы священник выслушал мою исповедь. Я больше не могла этого выносить. Я боялась умереть ночью и быть приговоренной к вечному аду за то же, в чем согрешили бедные влюбленные из воскресной проповеди отца О'Брайена.
В то воскресенье на мессе он рассказал нам, что случилось с двумя подростками из его предыдущего прихода, которые поехали на машине делать постыдные вещи. Пока они были поглощены ласками, поцелуями и прочими вещами, которые он намеренно оставил завуалироваными, стояночный тормоз разблокировался, и машина свалилась с обрыва, мгновенно убив молодых влюбленных. Когда их тела были обнаружены, то, к удивлению родителей, они были частично обнаженными. Отец О'Брайен сказал, что их смерть наступила так внезапно, что они даже не успели раскаяться. И теперь их души постоянно страдают.
Двери церкви были закрыты, никто так и не вышел послушать мою исповедь. Я устала колотить в двери и была так зла, что поклялась больше никогда и ничего не буду ждать от церкви. Бог закрыл для меня свое сердце в час нужды, и я теперь навсегда буду делать то же самое с ним. Я сильно ударила ногой по толстой деревянной двери, плюнула на пол, и, поскольку я была сильно взволнована и хотела писять, я присела на корточки и помочилась прямо на ступеньках церкви. Я больше никогда не ходила на исповедь и, к глубокому огорчению моей матери, решила ложиться поздно и не посещать утреннюю мессу.
Когда я рассказала Кларе об этом событии, она сказала, что мне повезло, когда священник не явился открыть двери. Так как исповедоваться и отдаться на милость священника или самого Бога в момент слабости было худшим, что можно сделать. Она сказала, что вопреки все моим мыслям, Сила, в конце концов не оставила меня, потому что, помочившись на ступенях церкви, я навсегда разорвала свои связи с церковью. Она уверила меня, что мочеиспускание - один из лучших способов разорвать связь с вещами.
- У меня тоже был ужасный момент разрыва с церковью, - призналась она. - Я обычно ждала мессы в воскресенье, чтобы встретиться с друзьями. Затем я шла к ним домой, и мы весь день ели и сплетничали. Это было единственное удовольствие в моей жизни, поэтому я цеплялась за него так, словно «завтра» уже не наступит.
- Как ты избавилась от этой привычки? – спросила я.
- Мой учитель, Нагваль Хулиан, заставил меня собирать всю мою мочу в течение нескольких дней в кувшины. Однажды поздно вечером мне пришлось пойти в церковь в моем родном городе, и, когда там никого не было, я налила свою мочу во все резервуары со святой водой, которые там были, а так же, в купели для крещения. Затем мне пришлось подойти к алтарю, налить мочи в кубки для причастия и добавить немного в кадило. Представь себе на следующее утро (потому что он заставил меня пойти туда в субботу) удивление священника и прихожан, когда они благословили друг друга моей мочой. В то время мне это не показалось смешным, потому что я была напугана до смерти и годами чувствовала себя виноватой после совершения такого святотатского кощунства. Но нагваль Хулиан сказал, что мы все делаем тоже самое. Мы пытаемся благословить и освятить себя, используя чужую мочу, как если бы она была священной. Спустя годы я увидела иронию и гениальность схемы сталкинга нагваля Хулиана. Ты же не следовала никакому плану; ты просто пошла туда, чтобы разозлить себя, даже не осознавая этого, а дух позаботился обо всем остальном.
Пока мы ехали в неловкой тишине, я вдыхала воспоминания и осторожно выдыхала их. Через несколько часов мы прибыли в город Лос-Мочис. Мы остановились поесть в современном круглосуточном ресторане. Я была голодна. Ноги ужасно чесались от чувства вины, напряжения и бессонницы.
Я почти пожалела, что оставила зелье Каталины в ее доме. Однако мне говорили никогда не принимать ни от кого чужого еды и питья, и конечно, лекарств. Кто знает, что содержал в себе этот лосьон, или как он мог на меня подействовать после вспышки гнева Каталины? Мы заказали бекон и яйца в хорошо освещенном кафетерии.
Карлос выглядел усталым, но я с облегчением увидела, что он тоже голоден. Каким-то образом у нас все еще сохранился аппетит, значит ситуация ещё не вышла из-под контроля. Во время еды я все время наклонялась почесать ноги. Укусы на левой ноге постоянно растирались, отчего они зудели еще больше.
- Я знаю аптеку в этом городе, - сказал Карлос, заметив мой дискомфорт. - Когда они откроются утром, поедем туда. Еще есть целитель, который работает на рынке трав ...
Я не могла поверить в то, что слышу.
- Ещё один целитель? Ну уж нет! - твердо сказала я. - Я просто отказываюсь идти.
- Нет, это другое, - заверил меня Карлос. - Он травник. Он изучал фармакологию и лекарственные растения. Он очень опытен. Кроме того, неплохо было бы свести на нет мощное влияние, которое Каталина оказала на вас.
Это был первый раз с тех пор, как мы покинули Сонору, когда Карлос упомянул имя колдуньи. Я подумала, что, может быть, мы уже отъехали на достаточное расстояния, чтобы нейтрализовать действие ее силы.
- Ладно, если ты уверен, что это хорошая идея, - сказал я, потирая икры о ножку стола.
- Как Каталина стала такой могущественной? – спросила я.
- Каждое утро перед рассветом она проходит пять миль на вершину холма и стоит там обнаженная, чтобы впитать энергию земли и ветра, - ответил он.
- Откуда ты это знаешь? – спросила я. – Ты видел её голой?
Карлос нервно рассмеялся.
- Нет. Дон Хуан сказал мне. Она была важна для его линии. Хотя, как я уже сказал, она действительно принадлежит к партии Нагваля Хулиана.
- Почему она не ушла с ними, когда они покидали мир?
- Она не была готова. Я полагаю, у неё всё ещё были дела в этом мире.
Мы поселились в мотеле, и остаток ночи я провела в крепком сне. Мне казалось, что в комнате было много людей. Стоило мне быстро открыла глаза, то увидела бы некоторых из них, стоящих рядом с моей кроватью, поскольку они не могли исчезнуть достаточно быстро. И я, конечно, слышала их шепот. Там был дон Хуан и двое других мужчин; все трое были в костюмах.
Я чувствовала их присутствие и слышала их голоса, но не могла различить их лица, хотя мне показалось, что один из них был человеком, которого Каталина назвала своим «защитником». В какой-то момент во сне я свернулась калачиком на левом боку, дрожа, как собака от холода. Один из мужчин тыкал в меня тростью, чтобы посмотреть, проснусь ли я. Я чувствовала, могу видеть и слышать, что они делают, но не могу пошевелиться. Я решил притвориться спящей и подслушать, о чем они говорят, потому что я знала, что они шепчутся обо мне.
- Она все еще в курсе того, что произошло в старшей школе, - раздраженно сказал дон Хуан.
- Она не может не потакать себе, - сказал другой.
- Идиотка, - сказал мужчина, который тыкал в меня тростью. – Ей как раз подойдет католическое воспитание. Её жалости к себе нет конца. Она была бы не против отдаться отцу О'Брайену.
- По ее мнению, она бы отдалась! – пропищал кто-то жалким голоском, рассмешив всех.
Я, должно быть, сделала движение, потому что кто-то спросил:
- Как вы думаете, она нас слышит?
- Я бы не стал забывать об этом, - ответил дон Хуан. - Она очень хитрая. Поговорим с ней; может, мы сможем вразумить ее.
Затем они начали говорить со мной и рассказывать мне разные вещи; что делать, чтобы моя жизнь стала правильной; насколько важно отпустить прошлое и не цепляться за воспоминания. И еще кое-что о перепросмотре, который, по их словам, был нескончаемым процессом. Я ощутила их силу и беспристрастность и чувствовала себя в безопасности рядом с ними. Дон Хуан был настолько непредвзятым, что я почувствовала облегчение. Я знала, что если кому-то столь благородному наплевать, кем я была или чем занималась, то я ещё не совсем пропащая. Я знала, что они, скорее всего, правы, а я просто потакаю своему чувству жалости к себе.
Они многое рассказали мне обо мне, о Карлосе и о том, что предстоит, но я не могла вспомнить даже части из этого. А потом они сделали нечто, что запомнится мне навсегда. Они начали петь песню. Это была песня о прощании и оставлении воспоминаний, даже счастливых, которые заставляли наши сердца смеяться. Песня была очень странной, в ней говорилось о конкретных моментах, пережитых мной.
Как будто кто-то специально написал песню о моей жизни, и её слова описывали то, что я чувствовала глубоко внутри себя. Конечно, я заплакала, но не потому, что это была грустная песня, а потому, что она была обо мне. Это была песня о мире с сердцем и потерянной юностью. Это была песня освобождения, прекрасная и сильная, потому что она отражала суть момента. Она подводила итог моей непостоянной жизни. Слушая их, я чувствовала себя очищенной и ощущала глубокую благодарность и любовь к тем, кто бескорыстно помогал мне. Эта простая мелодия достигла таких уголков моей души, которых не могли коснуться никакие слова.
На следующее утро я попыталась вспомнить, что произошло накануне вечером. Я хотела все записать, чтобы потом понять и последовать советам, которые они мне давали, но все, что я смогла восстановить, это только суть некоторых вещей, о которых они мне рассказали, и, конечно, песня, которая всё ещё оплетала своими мелодичными чарами мой разум.
После завтрака мы поехали в центр города, припарковали машину возле площади и пошли пешком до рынка.
- У этого человека есть рыночный прилавок, где он продает лекарственные травы, - сказал Карлос. -Я думаю, что он в этом проходе, если я не ошибаюсь.
Мы прошли через ряды продавцов фруктов и прилавков с птицей. Куры висели вверх лапами с отрубленными головами, а кровь капала в кастрюлю внизу. Мне стало плохо. Сразу после завтрака это было неприятное зрелище. Карлос спросил нескольких продавцов о том, есть ли сегодня тот человек, которого мы ищем.
Коренастая женщина с красной лентой, вплетенной в две длинные косы, указала на будку в конце ряда. Это строение было больше, чем будка: это была почти что небольшая комната для консультаций, разделенная фанерой и занавесками. На занавеске висела табличка, гласящая, что доктора нет.
- Целитель скоро вернется, - сказал худощавый, изможденный молодой человек, который был помощником целителя.
Он провел нас за занавеску и попросил меня сесть на ящик. Теплый ветерок проникал через отверстие в ткани, делая комнату без окон еще более душной. Бетонный пол был чистым, стоял алтарь с увядшими цветами, статуей Богородицы и несколькими оплывшими свечами.
Единственным громоздким предметом в комнате, не считая ящиков и стула, был сундук. На стене висели засушенные травы, перевязанные красной нитью. Я не узнала ни одного растения, кроме ангелики, которую я искала в русле реки с Доном Хуаном. Рядом с засушенными травами стояли гранитная ступка и пестик для измельчения лекарств в порошок.
Вдоль стен рядами выстроились аккуратно подписанные банки с различными порошкообразными травами, корнями и листьями. Я слегка поерзала на коробке из-под пепси-колы, которая служила стулом, вернее, я наклонилась вперед, чтобы посмотреть на мерцающее пламя свечей, которые служитель зажег в алтаре.
Мои ноги безумно чесались, и мне приходилось ерзать, чтобы не чесать их. Карлос купил мне пару белых хлопчатобумажных варежек, предохранявших мои ноги от расчесов. Я вынула варежки из кармана и надела их на случай, если у меня случится приступ зуда, который я не смогу контролировать. Они выглядели как белые кошачьи лапки.
- Пойду, постараюсь найти целителя, - сказал Карлос.
Я настояла на том, чтобы он остался со мной и не уходил, как он это сделал в доме доньи Каталины. Пока мы обсуждали это, занавеска открылась, и во внутреннюю комнату вошла сутулая женщина, опирающаяся на кривую трость. Ходить с тростью – это всё, что она могла. Помощник тепло приветствовал ее и помог ей сесть на единственный стул, который Карлос тут же освободил.
- Она целительница? - встревожено спросила я Карлоса.
Карлос покачал головой.
- Я так не думаю. Должно быть, она одна из его пациенток.
Но ассистент представил ее нам как жену целителя. Она с энтузиазмом расхваливала способности своего мужа, рассказав, как он вылечил плечо ее сына, которое было вывихнуто при рытье оросительной канавы.
- Почему он не исцелит ее? - прошептала я Карлосу. - Кажется, она едва двигается.
Старуха причмокнула и неодобрительно оглядела меня с головы до ног. Я чувствовала, что ей не очень нравятся американцы с их мягкими, сглаженными профилями. Я не была готова с кем либо враждовать после опыта с доньей Каталиной, поэтому поздоровалась и улыбнулась ей как можно дружелюбнее. Она кивнула и пожелала доброго утра, но не улыбнулась.
- Целитель, должно быть, старик, если это его жена, - подумала я.
Как раз в этот момент, откинув занавеску, вошел эльф, приблизительно, лет сорока. Он был слишком высоким для мексиканца, худощавый, стройный и источал вокруг себя огромную жизненную силу.
У него была красиво подстриженная острая бородка, которая делала его похожим на испанского джентльмена, приехавшего со своей гасиенды. И, как и у испанцев, его кожа была светлой. Его глаза были добрыми, а вокруг глаз и рта струились тонкие морщинки, придававшие ему озорной вид. Он был одет в темно-серые брюки и белую рубашку наподобие туники с вышивкой спереди, которая при небольшом воображении могла сойти за халат доктора.
Карлос, сам курандеро дон Висенте, и его помощник некоторое время дружелюбно болтали по-испански, в то время как его жена, которая больше походила на его мать или даже на его бабушку, молча наблюдала за происходящим.
Затем целитель церемонно поклонился и официально попросил нашего разрешения начать практиковать свое искусство исцеления. Он был таким джентльменом, что я инстинктивно стала ему доверять. Ешё раньше его помошник рассказал нам, что Дон Висенте может диагностировать болезнь, анализируя цвет и форму энергии вокруг тела человека.
Целитель начал с того, что посмотрел на меня, как бы оценивая состояние моей энергии. Я беспокоилась о том, что он может увидеть, особенно после конфронтации с Каталиной. Если бы я могла, я бы спрятала все плохое, включая странных светлячков, но как можно было скрыть то, что уже невидимо?
Целитель с затуманенными глазами, немного ошеломленный, казалось, смотрит прямо сквозь меня, так что спрятаться было негде. Мне не понравилось, как он испуганно покачал головой. После неловкой паузы он широко открыл глаза и, нахмурившись, что-то прошептал Карлосу по-испански.
- Он думает, что это колдовство, - сказал Карлос.
Колдовство! Я знала это. Но он еще даже не взглянул на мои укусы. Я начала закатывать штанины. Целитель посмотрел на мои красные и опухшие ноги и кивнул, повторяя то, что он сказал ранее: «Колдовство».
- Теперь он уверен, что это колдовство, - сказал Карлос.
Старуха в углу кивнула: «На то они и враги, чтобы колдовать».
У меня нет врагов в Мексике, кроме, может быть, Каталины, но укусы появились до того, как я поссорилась с ней. Так что я знаю, что это не она их вызывала.
- Он думает, что ревнивая женщина наложила на тебя проклятие, - сказал Карлос.
- Я не знаю никаких ревнивых женщин, - сказала я, - кроме себя самой.
Я не могла не думать об этом. Дон Висенте внимательно осмотрел укусы, затем взял две белые свечи и провел ими из стороны в сторону по моим икрам. Он периодически встряхивал свечи в воздухе, как будто желая избавиться от яда, который свечи притянули к себе. Затем он достал из алтаря фляжку с желтоватой жидкостью, которая, по его словам, была святой водой, и окропил ею мои ноги. Я съежилась словно Сатана. Потому что вспомнила историю Клары о мочеиспускании в купели со святой водой в церкви.
Я была уверена, что это моча целителя. Затем помощник взял с верхней части сундука погремушку с длинной ручкой и передал ее целителю, который энергично потряс ею вдоль по моему телу. С закрытыми глазами дон Висенте напевал монотонную песню, продолжая трясти погремушку, как бы отгоняя злых духов. Звук погремушки напомнил о мне девушке, которую я видел в магазине Яки в тот день, когда мы купили шляпы и маски Паскола. Я снова увидела презрительный взгляд, которым девушка одарила меня, сидя на переднем сиденье машины. Но меня уже покусали блохи, как она могла вызвать эти укусы? Я думала о возможных болезнях, вызванных сглазом, когда дон Висенте прервал мои мысли.
- Кто-то хочет, чтобы ты как можно больше страдала, - сказал он. - Возможно, он не вызвал сами укусы, но он определенно мешает им заживать.
Я задавалась вопросом, верен ли зловещий диагноз дона Висенте? Я слышала о колдовстве на курсах антропологии, но всегда думала, что проклятия и сглаз - это понятия, которые примитивные люди использовали для объяснения причинно-следственного мира, потому что им не хватало рациональности или логического мышления. Могут ли чьи-то плохие чувства действительно повлиять на другого человека физически? После знакомства с Каталиной я была в этом уверена.
Но я сдержалась от того, чтобы произнести это вслух. Было слишком легко обвинять других в своей невнимательности или несчастьях. Действительно ли мою болезнь навлекла та ревнивая женщина или я сама притянула её к себе? Увидеть причину и следствие в сверхъестественном, которое нельзя проверить – весьма легкий способ объяснить что-либо. Я решила, что блохи покусали меня просто потому, что я подставила им свои неприкрытые ноги. Однако там же, в комнате, были и другие люди, некоторые в коротких юбках и с голыми ногами. Но их блохи почему-то не покусали. Мы все стояли на одном и том же грязном полу с одними и теми же блохами, но видимо, блохи мстили именно мне.
- Что мне теперь с этим делать? - обеспокоенно спросила я.
Я надеялась, что мне не придется убивать курицу, пить кровь козла или что-то в этом роде. Дон Висенте отложил погремушку и порылся в своем сундуке. Он достал амулет на веревочке, сделанной из небольшого семени, странно похожего на глаз. Он сказал, что мне нужно носить его на шее девять дней, тогда отек и зуд исчезнут.
Амулет, называемый «глаз оленя», нейтрализует силу яда, посланного злым колдуном, с которым, по его словам, я вступила в контакт. Целитель также подарил мне медаль Святого Георгия, убивающего дракона, которую я должна была положить под подушку, когда ложусь спать.
Я сунула медаль в карман и опустил штанины. Я решил в точности следовать инструкциям Дона Висенте, хотя и знала, что убийца драконов не был настоящим святым; потому что согласно католической церкви, Святой Георгий никогда официально не существовал, и драконов тоже не было. Я поняла, что суеверие в одной культуре стало реальностью в другой. Кроме того, я знала о сверхъестественном мире и его возможностях. Я оказалась в ловушке обычной жизни, без надежды на побег, если только не случится что-нибудь серьезное.
Мы покинули занавешенную часть комнатки, которая была убежищем от мира и вступили в суету рынка. Дон Висенте наедине дружески обратился к Карлосу. Время от времени он смотрел на меня и смеялся. Мне было интересно, рассказывал ли он ему больше о сглазе и о том, что с ним делать.
Его жена проследовала за нами через занавеску и медленно уходила, останавливаясь у разных киосков. Она больше не сгибалась, позабыла про хромоту и бросила трость. С моей точки зрения, она выглядела как молодая женщина с изысканно прямой спиной. Я хотел проследить за ней по рынку, чтобы увидеть, что она делает и как добилась такой выдающейся метаморфозы. Но Карлос подошел ко мне и сказал, что нам пора идти. Я поблагодарил дона Висенте, и мы ушли.
- Что тебе сказал целитель? – спросила я, когда мы остановились за пределами оосновного рынка купить короткие плантаны у одного из прилавков. Карлос на мгновение поколебался, а затем сказал:
- Дон Висенте думает, что ты немного сошла с ума, и именно поэтому ты так восприимчива к колдовству.
- Что заставляет его так думать? – спросила я.
- Он, согласно его Видению, убежден, что твое энергетическое поле неустойчиво. Что-то внутри тебя постоянно скачет.
- Как он мог это узнать?
- Он Видел это в твоих глазах.
Карлос посмотрел мне в глаза, словно хотел увидеть там тоже, что и дон Висенте.
- Ещё он сказал, что если ты в ближайшее время не примешь меры и не избавишься от своего самодовольства, то твое здоровье пострадает. Тогда вылечить тебя уже будет сложно.
- Что ж, если это про необходимость внутреннего равновесия, - сказала я, - то я – потерянный случай. Я только что видела, как его жена ушла, не хромая; и ее спина была полностью прямой. Она даже не использовала трость.
- Что?
- Я имею в виду его жену, когда она шла по проходу между ларьками, она не хромала. И она совсем не горбилась.
- Я думаю, ты начинаешь Видеть вещи, - сказал Карлос с нервным смехом. - Либо так, либо дон Висенте прав. Кто-то тебя околдовал.
