Мир дэвов (богов) — дэва-лока.

Мир асуров (полубогов, титанов, или демонов) — асура-лока.

Мир людей — манака-лока.

Мир животных — тирьяка-лока.

Мир претов (голодных духов) — прета-лока.

Мир нараков (адских существ), ад — нарака-лока.

///all this samsara////

Кто же такие асуры? Это всё божественные силы, если угодно – потенциальные силы, сосредоточенные в Боге, не проявившиеся ещё вовне. Поэтому они старше дэвов, проявивших себя. «не падшие ангелы, но потенциальные боги»
Почему потенциальные? Потому что Бог – это Бхага, Даритель. Боги - это те, кто создают, кто дают, кто выходят и действуют в мире. Именно это, по большому счету, и есть боги. И мы увидим, что одного из адитьев так и именуют – Бхага. А асуры – это потенциальные боги, которые еще не стали энергиями вовне, и не все станут. Часть станет, а часть не станет. И часть этих асуров сопротивляется созданию мира.

В Баудхаяна Шраута Сутре есть такая фраза: «Когда боги и асуры вели великую войну, все существа разделились на две группы: одни пошли к богам, другие к асурам» (18:46). Вы помните, что в Шатапатха брахмане говорится, что правда (рита) пошла к дэвам, а ложь – к асурам.

Время асуров предшествует времени дэвов. Дэвы отделились от асуров, то есть они тоже были асурами, но стали дэвами, когда согласились участвовать в творении сущего из не-сущего. Вот в этот момент перехода от асат к сат часть сил асуров сказала «нет», а часть сказала «да», и тогда некоторые асуры стали дэвами

В Шатапатха брахмане есть очень странные слова: «Поистине смертными были боги вначале. Когда же они достигли этих (миров) благодаря Брахману, они стали бессмертными» (Шат.Бр. 11:2,3:6). То есть асуры в Аджа были смертными, это были потенциальные энергии, которые ещё не имели своей жизни, своего бытия, хотя имели уже свою личность, чтобы сказать «да» или «нет». Но когда они достигли этого мира, то есть те, кто стали дэвами, они стали бессмертными, потому что они действуют в этом мире, и они – энергии-асуры. А те, кто ограничили себя, отсекли себя, стали детьми Дити и оказались смертными. Вот такой удивительный образ.

переход асуров к дэвам совсем не был благостным процессом. Это, если угодно, говоря человеческим языком, измена некоторых асуров асурическому началу и переход их в дэвы, потому что дэвы - это бессмертие. А те, кто не перешли, стали чёрными демонами, которые действуют и в человеке, и в мире, и находятся в преисподней.

Ануштубх - это форма стиха. То есть здесь раскрывается великая тайна борьбы и победы, раскола асуров и переход части асуров к дэвам. Вскоре дэвы забрали у асуров жертвенное слово - вач, и благодаря этому жертвоприношения стали совершаться не для того, чтобы кормить этих дэвов, а для того, чтобы открыть путь из мира сотворённого, обратно в мир божественного и вечного.

Есть божественное Нерождённое Единство - Аджа.

Из Аджа, на Которого нашло желание – желание создать мир, и это было первое явление мысли, выходит Нечто - Тад Экам, что мифологически понимается как Брахма.

Брахма содержит в Себе множество божественных сил - асура. Они - дети Предела, если они не выходят из Брахмы и не творят мир, и дети Беспредельности, если выходят и творят. Те асуры, которые согласились сотворить мир, стали дэвами. Они стали беспредельными, ибо мир беспределен. Не наш, сотворённый, мир - он, конечно же, имеет предел; но мир, уходящий – через Тад Экам – в Аджа, он беспределен.

Брахма содержит в Себе множество божественных сил - асура. Они - дети Предела, если они не выходят из Брахмы и не творят мир, и дети Беспредельности, если выходят и творят. Те асуры, которые согласились сотворить мир, стали дэвами. Они стали беспредельными, ибо мир беспределен. Не наш, сотворённый, мир - он, конечно же, имеет предел; но мир, уходящий – через Тад Экам – в Аджа, он беспределен.
Дело в том, что по приглашению Индры несколько асуров, которые не стали дэвами, покинули асуров и перешли к дэвам

Это Варуна, хранитель риты, Агни (Огонь), Сома (божественная кровь, которая соединяет людей и богов) и Сурья (Солнце). 

То есть процесс творения не единожды произошёл, и точка
Основа создания мира - правда, рита. Рита - это некая линейка, по которой выстраивается правильный путь. Поэтому правда отошла к дэвам, а ложь - к асурам. Потому что отказ от участия в создании мира, пребывание в себе, некое эгоистичное замыкание на себе – это ложь. Асуры-не-боги отдали себя другому, небеспредельному, миру. И поэтому между дэвами и асурами идёт война, война между теми, кто желает покоя для себя и равнодушен к творению, и теми, кто желает благотворения и поэтому презирает покой.

И, наконец, поскольку люди созданы как аналог этого великого мира, они тоже участвуют в этой войне, и сами выбирают путь - или адитьев, или дайтьев. Люди - не только объекты божественной деятельности. Они - субъекты великого божественного дела или, если угодно, воины великой войны дэвов и асуров, адитьев и дайтьев. И эта война идёт не танками, не пушками, не мечами, не стрелами, хотя порой она приобретает и этот образ. Она, в первую очередь, идёт в сфере священнодействия, с помощью ритуала. 

Вправду ли ты тот, чье имя мы произнесли? — спросил Яма.

Он не отвечал.

— Не ты ли до последнего сражался с армией небес на берегах Ведры?

Рот расслабился.

— Не ты ли любил богиню Смерти?

Глаза мигнули. На губах промелькнула слабая усмешка.

— Это он, — сказал Яма; затем: — Кто ты, человечек?

— Я? Я ничто, — ответил тот. — Может быть, листок, подхваченный водоворотом. Перышко на ветру.

— Хуже некуда, — прокомментировал Яма, — ибо в мире предостаточно листьев и перьев, и мне не стоило работать так долго лишь ради того, чтобы преумножить их число. Мне нужен был человек, способный продолжить войну, прерванную из‑за его отсутствия, могучий человек, способный пойти наперекор воле богов. Мне казалось, что ты таков.

Тогда ты знаешь, что они — исконные обитатели этого мира, что они были здесь еще до появления человека с исчезнувшей Симлы.

— Да.

— Они — порождение скорее энергии, чем материи. Их собственные легенды повествуют, что когда‑то у них были тела и жили они в городах. Однако в поисках личного бессмертия вступили они на другой путь, нежели человек. Им удалось отыскать способы увековечивать себя в виде стабильных энергетических полей. И покинули они свои тела, чтобы вечно жить в виде силовых вихрей. Но чистым интеллектом при этом не стали. По‑прежнему влачат они на себе всю полноту собственных "я" и, рожденные материей, навсегда подвержены всепожирающей страсти к плоти. Хотя они и способны временно принимать плотское обличье, не могут они вернуть его себе без посторонней помощи. Веками бесцельно блуждали они по всему миру. Потом пришествие Человека нарушило их покой. Чтобы преследовать пришельца, облеклись они в формы его кошмаров. Вот почему нужно было их победить, обуздать и сковать в безднах под Ратнагари. Мы не могли уничтожить их всех. Мы не могли допустить, чтобы продолжали они свои попытки овладеть инкарнационными машинами и людскими телами. Вот почему были они загнаны в ловушку, вот почему заключены в огромные магнитные бутылки.

Ну да. Он заключил и поддерживал кошмарный пакт, по которому кое‑кто из них еще может обитать в этом мире. Среди всех людей они уважают, может быть, лишь одного Сиддхартху. Но есть у них и один общий со всеми людьми порок.

— Какой же?

— Они страстно любят азартные игры… Они готовы играть на что угодно, и игорные долги — единственный для них вопрос чести. Так и должно быть, иначе они не доверяли бы другим игрокам — и лишились бы тем самым своего, быть может, единственного удовольствия. Поскольку огромна была их сила, даже принцы готовы были на игру с ними — в надежде выиграть их услуги. Так были потеряны целые королевства.

— Если ты считаешь, — сказал Так, — что Сэм играл с Ралтарики в одну из древних игр, какими же могли быть ставки?

Яма допил вино, налил еще.

— Сэм глупец. Нет, не то… Он игрок. Это совсем другое. Ракшасы контролируют множество низших энергетических существ.

Имена не важны, — сказал он. — Говорить — это называть имена, но не в этом важность. Однажды случается нечто, чего до той поры никогда не случалось. Глядя на это, человек созерцает реальность. Он не может поведать другим, что же он видел, Но другие хотят это узнать, и вот они вопрошают его; они говорят: «На что оно похоже — то, что ты видел?» И он пытается рассказать им. Быть может, он видел самый первый в мире огонь. Он говорит им: «Он красен, как мак, но пляшут в нем и иные цвета. У него нет формы, как у воды; он текуч.Он теплый, как летнее солнце, даже теплее. Он существует какое‑то время на куске дерева — и дерево исчезает, будто съеденное, остается лишь что‑то черное, сыпучее, как песок. И он исчезает вместе с деревом». И вот слушатели вынуждены думать, что реальность эта схожа с маком, с водой, с солнцем, с тем, что ест и испражняется. Они думают, что она, эта реальность, схожа со всем, чему она подобна по словам познавшего ее.

Но вот огонь снова и снова появляется в этом мире. Все новые и новые люди видят его. И спустя какое‑то время огонь становится уже так привычен, как трава, облака, как воздух, которым они дышат. И они видят, что хотя и похож он на мак, это не мак, хотя и похож на воду, не вода, хотя похож на солнце, но не солнце, хотя и похож на того, кто ест и испражняется, все же это не тот, кто ест и испражняется, но нечто отличное от каждого из этих предметов или ото всех их разом. Так что смотрят они на эту новую суть и изобретают новое слово, чтобы назвать ее. Они зовут ее «огонь».

— Если же случится им вдруг встретить человека, который еще не видел огня, и они скажут ему о нем, не поймет он, что же они имеют в виду. И опять им, в свою очередь, придется говорить ему, на что похож огонь. Но при этом они знают по собственному опыту, что говорят они ему не истину, а только часть истины. Они знают, что человек этот никогда не познает с их слов реальность, хотя и могут они использовать все слова на свете. Он должен взглянуть на огонь, ощутить его запах, согреть у него руки, всмотреться в его сердце — или остаться навеки неведающим. Не важен, стало быть, «огонь», не важна «земля», «воздух», «вода», не важно "я". Ничто не важно. Но забывает человек реальность и помнит слова. Чем больше слов он помнит, тем умнее считают его окружающие. Он взирает, как в мире происходят великие изменения, но видит он их совсем не так, как виделись они, когда человек посмотрел на реальность впервые. На язык к нему приходят имена, и он улыбается, пробуя их на вкус, он думает, что именуя, он познает. Но еще происходит никогда доселе не бывавшее. Это все еще чудо. Великий пылающий цветок распускается, переливаясь, на кромке мира, оставляя по себе пепел мира и не будучи ни в чем из перечисленного мною — и в то же время являясь всем; это и есть реальность — Безымянное.

— И вот я требую от вас — забудьте имена, что вы носите, забудьте слова, что я говорю, как только они произнесены. Взыскуйте лучше Безымянное внутри самих себя, Безымянное, которое поднимается, когда я обращаюсь к нему. Оно внимает не моим словам, а реальности внутри меня, частью которой оно является. Это атман, и слышит он не мои слова, но меня. Все остальное не реально. Определить — это утратить. Сущность всех вещей — Безымянное. Безымянное непознаваемо, оно всесильнее даже Брахмы. Вещи преходящи, сущность неизменна. И восседаете вы, стало быть, среди грезы.

— Сущность грезит грезой формы. Формы проходят, но сущность остается, грезя новой грезой. Человек именует эти грезы и думает, что ухватил самую суть, сущность, не ведая, что взывает к нереальному. Эти камни, эти стены, эти тела, которые, как вы видите, сидят вокруг вас, — это маки, это вода, это солнце. Это — грезы Безымянного. Это, если угодно, огонь.

— Иногда может явиться сновидец, которому ведомо, что он грезит. Он может обуздать что‑либо из плоти грезы, подчинить ее своей воле — или же может пробудиться к более глубокому самосознанию, Если он выберет путь самопознания, велика будет его слава и на все века просияет звезда его. Если же выберет он вместо этого путь тантры, не забывая ни сансары, ни нирваны, охватывая весь мир и продолжая жить в нем, то могущественным станет он среди сновидцев. Обратиться его могущество может и к добру, и ко злу, как мы увидим, — хотя сами эти слова, и они тоже, бессмысленны вне именований сансары
Пребывать в ложе сансары, однако, означает подвергаться воздействию тех, кто могуществен среди сновидцев. Коли они могущественны к добру, это золотое время. Коли ко злу — время мрака. Греза может обернуться кошмаром.

— Писание гласит, что жизнь — это претерпевание. Да, это так, говорят мудрецы, ибо человек, чтобы достичь просветления, должен преизбыть круг своей Кармы. Поэтому‑то, говорят мудрецы, какая выгода человеку бороться внутри грезы против того, что есть его жребий, путь, которому он должен следовать, чтобы достичь освобождения? В свете вечных ценностей, говорят мудрецы, страдание — как бы ничто; в терминах сансары, говорят мудрецы, оно ведет к добру. Какие же оправдания есть тогда у человека, чтобы бороться против тех, кто могуществен ко злу?

Он на мгновение замолк, приподнял голову.

— Сегодня ночью среди вас прошел Владыка Иллюзий — Мара, могущественный среди сновидцев, могущественный ко злу. И натолкнулся он на другого, на того, кто умеет работать с плотью снов на иной лад. Он встретил Дхарму, способного извергнуть сновидца из его сна. Они боролись, и Великого Мары больше нет. Почему боролись они, бог смерти с иллюзионистом? Вы скажете, неисповедимы пути их, неисповедимы пути господни. Это не ответ.

— Ответ, оправдание — одно и то же и для людей, и для богов. Добро или зло, говорят мудрецы, какая разница, ведь оба они принадлежат сансаре. Согласитесь, но учтите и то, о чем мудрецы не говорят. Оправдание это — «красота», то есть слово, — но загляните под это слово и узрите Путь Безымянного. А каков путь Безымянного? Это Путь Грезы. А почему Безымянное грезит? Неведомо это никому, кто пребывает в сансаре. Так что лучше спросите, о чем же грезит Безымянное?

— Безымянное, частью коего все мы являемся, грезит о форме, провидит форму. А каково же высшее свойство, коим форма способна обладать, высший ее атрибут? Это красота. И Безымянное, стало быть, художник. И проблема тем самым не в добре или зле, но в эстетике. Бороться против тех, кто могущественны среди сновидцев и могущественны ко злу, то есть против уродства, — это не бороться за то, что, как учили нас мудрецы, лишено смысла на языке сансары или нирваны, это, скорее, бороться за симметрическое сновидение грезы на языке ритма и пункта, равновесия и контраста, каковые наполняют ее красотой. Об этом мудрецы ничего не говорят. Истина эта столь проста, что они, должно быть, проглядели ее. Вот почему обязывает меня эстетика данного момента обратить на это ваше внимание. Только волей Безымянного и порождается борьба против сновидцев, грезящих об уродливом, будь то боги или люди. Эта борьба также чревата страданием, и, следовательно, бремя Кармы будет ею облегчено, так же, как и претерпеванием уродства, но это страдание продуктивно в высшем смысле — в свете вечных ценностей, о которых так часто говорят мудрецы.

— Истинно, говорю вам, эстетика того, чему были вы сегодня свидетелями, — самой высшей пробы. Вы можете, однако, спросить меня: «Как же мне узнать, что красиво, а что уродливо, чтобы действовать, исходя из этого?» На этот вопрос, говорю я вам, ответить себе должны вы сами. Чтобы сделать это, прежде всего забудьте все, что я сказал, ибо я не сказал ничего. Покойтесь с миром в Безымянном.

Отредактировано do4thecahedronical (22.06.22 10:16)

ИМХО. Оценивая/осуждая несовершенство других, ты подкармливаешь свое чсв, а оно - ослепляет.

Отредактировано Margosha (22.06.22 13:02)

Подпись автора

"Не бойтесь!"

Ахренеть вот это у тебя жизнь, разборки с уголовниками с привлечением философии, так ты долго не протянешь, если с такой кашей в голове и шилом в кармане будешь ходить на разорки.
Не в том смысле что тебя грохнут, а в том что ты уже застрял в этих раскладах.

Подпись автора

Будь счастлив, но не индульгируй в этом!

А летает эта штука на пердячем паре?

Полагаю, что умение бить кому-то морду имеет весьма второстепенное отношение к силе, но зато, если не попрет с Кастанедой, всегда можно охранником я Пятёрочку устроится. 

Ой не говори, прям страшно было, пока печатала. Думала ещё букву напечатаю и все, наутро щетина вырастет, стану на баб заглядываться, штаны камуфляжные из шкафа достану. Бабушка задумчиво посмотрит на меня и скажет - ну что же ты, Маша, яйца выпятила! Ты же девушка! А ну спрячь!