Огонь изнутри
Глава 16. Человеческая матрица
Глава 17. Путешествие в теле сновидения
Дон Хуан сказал, что мы с ним едем в Оахаку в последний раз. С предельной ясностью он дал мне понять, что после этого мы никогда уже с ним там не встретимся.
- Может быть, чувства мои еще вернуться в эти места, но сам я, полностью - никогда, - сказал он.
Несколько часов мы с доном Хуаном бродили по городу, он разглядывал такие обыденные и тривиальные вещи, как блеклость стен, далекие очертания гор, узор трещин на асфальте, лица прохожих. Потом мы вышли на площадь и сели на его любимую скамейку. На ней никто не сидел, впрочем, как и всегда, когда дон Хуан этого хотел.
Во время этой длительной прогулки по городу я изо всех сил старался напустить на себя настроение печали и тоски, но у меня ничего не вышло. В предстоящем уходе дона Хуана было что-то праздничное. Он объяснил, что это - предчувствие неукротимой энергии абсолютной свободы.
- Свобода подобна заразной болезни, - сказал дон Хуан. - Она передается, а носитель ее - безупречный нагваль. Люди могут этого не оценить - ведь они не желают освобождения. Свобода страшит. Запомни это. Но не нас. Почти всю жизнь я готовился к этому моменту. То же будет и с тобой.
И он несколько раз повторил, что на той ступени, которой я достиг, никакие рациональные соображения не должны вмешиваться в мои действия. Он сказал, что тело сновидения и барьер восприятия суть позиции точки сборки. Знание этого имеет примерно такое же жизненно важное значение для видящих, какое для современного человека имеет умение читать и писать. И то, и другое достигается многолетней практикой.
- Очень важно для тебя прямо сейчас вспомнить тот раз, когда твоя точка сборки достигла определенной позиции, благодаря чему ты смог сформировать тело сновидения, - сказал дон Хуан как-то по особенному настоятельно.
Потом он улыбнулся и объяснил, что времени осталось очень и очень мало. Вспоминание моего главного путешествия в теле сновидения должно сдвинуть мою точку сборки в позицию преодоления барьера восприятия. Там может быть собран другой мир.
- Тело сновидения называют по-разному, - продолжил дон Хуан после длительной паузы. - Лично мне больше всего нравится название "другой". Этот термин принадлежит древним видящим, как и их настрой. Настрой их меня не трогает, а вот что касается термина - тут я вынужден признать - он мне нравится. Другой. Что-то таинственное и запретное. Как и от самих древних видящих, от него веет тьмой и тенями. Толтеки говорили, что другой всегда приходит, окутанный ветром.
В течение всех лет обучения дон Хуан и видящие его команды пытались заставить меня осознать, что человек может одновременно находиться в двух разных местах, что мы можем испытывать нечто вроде раздвоения восприятия.
По мере того, как дон Хуан говорил, я начал припоминать нечто столь основательно забытое, что сначала возникло впечатление, будто я только лишь слышал об этом. Постепенно, шаг за шагом, я осознал, что вспоминаю свой собственный опыт.
Я находился в двух разных местах. Это произошло однажды ночью в горах Северной Мексики. Весь день мы с доном Хуаном собирали растения. Когда мы остановились на ночлег, я буквально валился с ног от усталости. Как вдруг с порывом ветра из темноты прямо передо мной возник дон Хенаро, чуть до смерти меня не перепугав.
Сперва я заподозрил неладное. Я решил, что дон Хенаро все время прятался в кустах, ожидая, пока стемнеет, чтобы столь пугающим образом появиться из ниоткуда. Но, глядя на то, как он скачет вокруг, я заметил, что этой ночью он какой-то уж очень странный: Было в нем что-то не то, вполне осязаемое и реальное, но мне оно никак не давалось.
Он шутил и плясал вокруг, производя действия, которые рассудок мой отказывался принимать. Дон Хуан хохотал как идиот по поводу моего крайнего замешательства. В подходящий с его точки зрения момент он сдвинул уровень моего осознания и в течение некоторого времени я видел дона Хуана и дона Хенаро как сгустки света. Хенаро не был тем доном Хенаро из плоти и крови, с которым я общался, находясь в состоянии нормального осознания. Передо мной было его тело сновидения. Я знал это наверное, так как видел его как светящийся шар, парящий в пространстве. Он не касался земли, как дон Хуан, а как бы готовился к полету, зависнув в воздухе на высоте полуметра от земли. Создавалось впечатление, что он вот-вот умчится прочь.
Я все более подробно вспоминал события той ночи. Вдруг я понял, что тогда произошло еще кое-что существенное - откуда-то автоматически возникло знание, что для того, чтобы добиться сдвига точки сборки, мне следует вращать глазами. Своим намерением я мог настроить эманации, позволяющие видеть Хенаро как сгусток света, а мог настроить другие и видеть его как нечто потустороннее, неизвестное, странное.
Глаза странного Хенаро зловеще светились, подобно глазам зверя, рыщущего во тьме. Но они все же оставались при этом глазами. Я не выдел их как точки янтарного света.
В ту ночь дон Хуан сказал, что Хенаро собирается помочь моей точке сборки сдвинуться очень глубоко, поэтому мне следует имитировать его движения и вообще повторять все, что он делает. Хенаро отставил зад, а потом с силой двинул тазом вперед. Жест, по моему мнению, получился весьма непристойный. Словно танцуя, Хенаро повторял его снова и снова.
Дон Хуан подтолкнул меня, побуждая следовать примеру Хенаро. Я подчинился, и вот уже мы вдвоем носились вокруг, выполняя этот гротескный жест. Через некоторое время у меня возникло ощущение, что тело мое выполняет его самостоятельно, без участия того, что кажется мне моим истинным "я". Постепенно разделение между моим телом и моим истинным "я" становилось все более и более ярко выраженным. В конце концов я обнаружил, что смотрю со стороны на дурацкую сцену, в которой два мужика делают Друг перед другом похотливые жесты.
Я увлеченно наблюдал за происходящим и вдруг понял, что один из тех двоих - я. И тут же что-то потянуло меня, и я вновь оказался тем самим собой, который синхронно с Хенаро двигал взад-вперед тазом. Почти сразу же я заметил, что еще один человек стоит рядом с доном Хуаном и за нами наблюдает. Его обдувал ветер, я видел, как шевелятся волосы на его голове. Он был обнажен и казался смущенным. Ветер скапливался вокруг него, словно его защищая или наоборот, пытаясь унести его прочь.
То, что этот другой человек - тоже я, дошло до меня не сразу. Когда же это, наконец, произошло, я испытал самый сильный в своей жизни шок. Неуловимая физическая сила разделила меня, словно я состоял из волокон. Я снова смотрел на себя. Тот я, на которого я смотрел, скакал вместе с Хенаро и бросал изумленные взгляды на того я, который наблюдал. И в то же время я смотрел на голого человека, который был я и в изумлении разглядывал меня, занятого выполнением непристойных движений синхронно с Хенаро. Шок был настолько силен, что я сбился с ритма движений и упал.
Что было дальше, я не помнил. Потом дон Хуан помог мне подняться. Хенаро и другой я - голый - уже куда-то исчезли.
Я помнил также, что в ту ночь дон Хуан отказался обсуждать происшедшее. Он не объяснил ничего, только сказал, что Хенаро - большой мастер по части формирования своего дубля или другого, и что в состоянии нормального осознания я много раз подолгу имел дело с дублем Хенаро, ничего при этом не замечая.
После того, как я рассказал дону Хуану обо всем, что вспомнил, он сказал:
- В ту ночь, как и сотни раз до того, Хенаро сдвинул твою точку сборки очень глубоко влево. Сделал он это с такой силой, что перетянул точку сборки в положение, где формируется тело сновидения. И ты увидел собственное тело сновидения, которое за тобой наблюдало. Всего этого Хенаро добился с помощью своего танца.
Я попросил объяснить, каким образом непристойное движение Хенаро могло произвести столь поразительный эффект.
- Ты стеснителен, - последовал ответ. - Хенаро воспользовался твоими отвращением и смущением, немедленно возникшими, как только тебя заставили делать непристойные жесты. Хенаро находился в своем теле сновидения и мог видеть эманации Орла. Пользуясь этим преимуществом, он с легкостью заставил твою точку сборки сдвинуться.
- Но то, что Хенаро заставил тебя сделать в ту ночь - ерунда. Он сдвигал твою точку сборки, заставляя ее формировать тело сновидения множество раз, однако я хочу, чтобы ты вспомнил не это.
- Мне нужно, чтобы ты настроил соответствующие эманации и вспомнил тот единственный раз, когда ты действительно проснулся в теле сновидения.
Словно что-то взорвалось внутри меня - таким мощным был прилив энергии, который я ощутил, едва лишь он произнес последние слова. Я знал, что он имел в виду, я почти вспомнил. Правда, восстановить в памяти все событие целиком мне не удавалось. Я отчетливо помнил только его фрагмент.
Как-то утром мы с доном Хуаном и доном Хенаро сидели на этой же самой скамейке. Я находился в нормальном состоянии осознания. Вдруг дон Хенаро совершенно неожиданно заявил, что собирается сделать так, что его тело покинет эту скамейку, не отрываясь от нее. Заявление это совершенно не касалось темы, которую мы в тот момент обсуждали. Я привык к упорядоченным объяснениям и действиям дона Хуана и потому повернулся к нему в ожидании подсказки. Но дон Хуан невозмутимо смотрел прямо перед собой, словно ни меня, ни дона Хенаро не существовало вообще.
Дон Хенаро подтолкнул меня, привлекая внимание, а сразу вслед за этим я увидел нечто потрясшее меня до глубины души: на другой стороне площади стоял Хенаро. Я действительно видел его там. Он манил меня к себе. Но я также видел дона Хенаро - он сидел рядом на скамейке и смотрел прямо перед собой, так же, как дон Хуан.
Я хотел что-то сказать по поводу своего полнейшего недоумения, однако обнаружилось, что я онемел. Некая сила сковала меня и не позволяла говорить. Я снова взглянул на Хенаро, стоявшего на той стороне площади за сквером. Он по-прежнему находился там и призывно мне кивнул.
Эмоциональный срыв приближался с каждой секундой. Начало подташнивать, и зрение мое стало туннельным: я смотрел сквозь туннель, который вел прямо к Хенаро на ту сторону площади. А затем огромное любопытство, а может быть, огромный страх - в тот момент они казались одним и тем же чувством - потянул меня туда, где он стоял. Пролетев по воздуху, я оказался рядом с ним. Хенаро заставил меня обернуться и указал на троих, сидевших на скамейке в неподвижных позах, словно время для них остановилось.
Я ощутил ужасающее неудобство, внутренний зуд, словно все мои органы горели в огне, и снова оказался на скамейке. Однако Хенаро там не было. Он помахал мне на прощание с другой стороны площади и скрылся в толпе людей, спешивших на базар.
Дон Хуан очень оживился. Он неотрывно смотрел на меня. Он встал и начал вокруг меня расхаживать. Потом он снова сел и заговорил со мной, но сохранять при этом невозмутимость ему не удавалось.
Я понял, в чем дело. Я вошел в состояние повышенного осознания без помощи дона Хуана. Хенаро удалось заставить мою точку сборки самостоятельно сдвинуться.
Я невольно рассмеялся, увидев, с какой торжественностью дон Хуан засунул мой блокнот к себе в карман. Он сказал, что намерен воспользоваться моим состоянием повышенного осознания для того, чтобы продемонстрировать мне, что нет конца тайне, имя которой - человек, равно как и тайне, имя которой - мир.
Я полностью сосредоточился на его словах. Однако дон Хуан сказал нечто совершенно мне непонятное. Я попросил повторить. Он заговорил очень тихо. Я решил, что он понизил голос, дабы не быть услышанным посторонними. Я внимательно вслушивался в его слова, но все равно не мог понять ни одного из них. Либо он говорил на каком-то непонятном мне языке, либо просто нес околесицу. Однако странным во всем этом было то, что нечто полностью приковало к себе мое внимание - то ли ритм его голоса, то ли мои отчаянные попытки понять. Я чувствовал, что ум мой не такой, как обычно, хотя в чем именно заключается различие, вычислить не мог. Я напряженно думал, пытаясь сообразить, что происходит.
Дон Хуан очень тихо говорил мне на ухо:
- Ты вошел в состояние повышенного осознания сам, без моей помощи. Это означает, что твоя точка сборки очень подвижна и податлива. И ты можешь заставить ее уйти еще глубже влево. Для этого ты должен расслабиться и впасть в полудремотное состояние прямо здесь, на этой скамейке. Тебе нечего бояться, потому что я рядом. Расслабься, отпусти точку сборки, пусть она смещается.
Я мгновенно ощутил тяжесть глубокого сна. В какой-то момент я осознал, что вижу сон. Там был дом, который я уже когда-то видел. Я приближался к нему, словно идя вдоль по улице. Там были и другие дома, но обратить на них внимание я не мог. Мое осознание было зафиксировано чем-то только на том доме, который я видел. Это был большой оштукатуренный современный дом. Перед домом была лужайка.
Когда я приблизился к дому, у меня возникло ощущение, что он хорошо мне знаком, потому что я видел его в снах не один раз. Посыпанная гравием дорожка вела к парадной двери. Дверь оказалась открытой, и я вошел. Я попал в темный холл. Справа была большая жилая комната с темно-красным диваном и креслами в углу.
Зрение мое явно имело туннельный характер: я мог видеть только то, что находилось прямо перед моими глазами.
Возле дивана стояла молодая женщина, похоже было, что она встала при моем появлении. Стройная и высокая, она была одета в отлично сшитый шикарный зеленый костюм. На вид ей было где-то под тридцать. У нее были каштановые волосы, горящие черные глаза, в которых, казалось, светилась улыбка, и прямой точеный нос изумительной формы. Кожа у нее была белая, но покрытая темным загаром. Красота этой женщины поразила меня. Похоже было, что она американка. Она кивнула мне с улыбкой и протянула руки ладонями вниз, как бы для того, чтобы помочь мне подняться.
Исключительно неуклюжим движением я ухватился за ее руки. Я испугался и хотел отпрянуть, но она держала меня - крепко, но в то же время так нежно. Она заговорила со мной по-испански с легким акцентом. Она просила меня расслабиться, сосредоточить внимание на ее лице и следить за движениями ее губ. Я хотел спросить ее, кто она, но не мог выговорить ни слова.
Затем в ушах моих зазвучал голос дона Хуана. Он сказал:
- Ага, вот ты где, - как будто он только что меня отыскал.
Я сидел рядом с ни на парковой скамейке. Но я также слышал и голос молодой женщины. Она сказал:
- Иди сюда, посиди со мной.
Я выполнил ее просьбу, и началось совершенно невероятное смещение точек зрения. Я по очереди находился то рядом с доном Хуаном, то рядом с нею. И его, и ее я видел совершенно отчетливо, совсем как наяву.
Дон Хуан спросил, нравится ли она мне, нахожу ли я ее привлекательной и успокаивает ли меня ее присутствие. Я не мог говорить, но каким-то образом мне удалось поведать ему свои ощущения. Она нравилась мне бесконечно. Без какой-либо очевидной связи или причины я подумал, что он, должно быть - образец доброты и ее участие в том, что дон Хуан проделывает со мной, совершенно необходимо.
Дон Хуан снова заговорил. Он сказал, что, если она действительно так мне нравится, я должен проснуться в ее доме. Меня приведет туда чувство тепла и привязанности к ней. Я ощутил прилив веселья и безрассудства. Всепоглощающее возбуждение заструилось сквозь мое тело. Оно словно дезинтегрировало меня, но мне было все равно. И я радостно ринулся в черноту - черноту чернее черного, неописуемую словами - а затем обнаружил, что сижу на диване рядом с молодой женщиной в ее доме.
Когда первый приступ животной паники прошел, я почувствовал, что в каком-то смысле не являюсь полным. Чего-то во мне не хватало. Но угрозы я не чувствовал. В уме промелькнула мысль о том, что все это - сон, который я вижу, заснув на скамейке в сквере на главной площади Оахаки рядом с доном Хуаном, где я на самом деле нахожусь и где через некоторое время и проснусь.
Молодая женщина помогла мне подняться и отвела в ванную комнату. Ванна была наполнена водой. Тут я обнаружил, что на мне нет одежды - я был совершенно гол. Она осторожно помогла мне забраться в ванну и стояла рядом, поддерживая голову, пока я там плавал.
Через некоторое время она помогла мне выбраться из ванны. Я был слаб и чувствовал себя разбитым. Я лег на диван в жилой комнате. Женщина подошла ко мне. Она была совсем близко, мне было слышно, как бьется ее сердце, как кровь течет в ее теле. Глаза ее излучали нечто, бывшее не светом и не теплом, но чем-то странно промежуточным, сочетавшим в себе свойства того и другого. Я знал, что вижу жизненную силу, исходящую от ее тела сквозь глаза. Все ее тело было как топка - оно светилось.
Все мое существо пронзила странная дрожь, словно нервы мои были обнажены, и кто-то дергал за них. Ощущение было подобно агонии. Потом я то ли упал в обморок, то ли уснул.
Проснулся я оттого, что кто-то прикладывал смоченное водой полотенце к моему лицу, затылку и шее. Я лежал на кровати. Молодая женщина сидела в изголовье, рядом стоял столик, на нем - миска с водой. В ногах кровати стоял дон Хуан с моей одеждой, перекинутой через руку.
Я полностью проснулся и сел. Я был накрыт одеялом.
- Ну что, путешественник? - с улыбкой спросил дон Хуан. - Теперь ты уже собрался воедино?
Это было все, что я помнил. Рассказывая этот эпизод дону Хуану, я вспомнил еще один фрагмент. Дон Хуан смеялся надо мной и дразнил по поводу того, что обнаружил меня голым в постели незнакомой женщины. Меня это тогда жутко разозлило. Я оделся и в ярости ринулся прочь из дома.
Дон Хуан догнал меня на лужайке перед домом. Совершенно серьезно он заявил, что я снова стал отвратительно тупым самим собой, что своим смущением я собрал себя воедино, и это говорит ему, что моему чувству собственной важности по-прежнему нет предела. Однако вслед за этим он примирительным тоном добавил, что сейчас все это не имеет значения, поскольку мне удалось главное - сдвинуть точку сборки очень глубоко влево и перенестись благодаря этому на огромное расстояние. И это - поистине замечательно.
Он продолжал говорить о чудесах и тайнах, но мне было не до него - я попал под перекрестный огонь испуга и чувства собственной важности. Я почти дымился. Ведь я был уверен, что дон Хуан загипнотизировал меня там, на скамейке, а затем переправил в дом этой женщины, и что вдвоем они проделали со мной что-то ужасное.
И тут мою ярость как отрезало. На улице было нечто ужасающее, нечто повергшее меня в состояние сильнейшего шока. Гнев мой мгновенно испарился. Но прежде, чем я успел разобраться в своих мыслях, дон Хуан ударил меня по спине, и от всего, что произошло, не осталось и следа. Я оказался в состоянии своей обычной повседневной глупости. Разинув рот, я радостно внимал дону Хуану, беспокоясь о том, нравлюсь я ему или нет.
О втором фрагменте я тоже рассказал дону Хуану. И, рассказывая, понял, что он не только сдвигал меня в состояние повышенного осознания, но иногда и возвращал в нормальное состояние. Это позволяло ему справиться с моими эмоциональными вспышками.
- Забвение - вот единственное, что способно успокоить того, кто путешествует в неизвестном, - прокомментировал он. - Какое это облегчение - снова оказаться в обычном мире!
- В тот день ты совершил нечто грандиозное. Я мог тогда принять единственное трезвое решение: вообще не дать тебе на этом сосредоточиться. И, как только ты по-настоящему запаниковал, я сдвинул тебя в нормальное состояние осознания. Я сдвинул твою точку сборки туда, где нет сомнений. Для воина существует две позиции точки сборки, в которых нет места сомнениям. В одной из них сомнений нет потому, что ты знаешь все. В другой - позиции нормального осознания - сомнений нет потому, что ты не знаешь ничего.
- Тогда тебе еще слишком рано было знать о том, что случилось на самом деле. Но сейчас, я думаю, время пришло. Глядя на ту улицу ты почти догадался, где находилось твое тело сновидения, и куда ты в результате попал. В тот день ты преодолел огромное расстояние.
Дон Хуан разглядывал меня. В глазах его я видел некую смесь ликования и печали. Я изо всех сил старался не утратить контроль над странным возбуждением, неожиданно меня охватившим. Я ощущал, что нечто невероятно важное для меня затеряно где-то в глубинах моей памяти или, как сформулировал бы дон Хуан, в некоторых незадействованных эманациях, которые однажды подвергались настройке.
Моя борьба за сохранение спокойствия оказалась ошибкой. Колени мои неожиданно задрожали, вдоль середины тела пробежал нервный спазм. Я что-то бубнил, будучи не в состоянии выдавить из себя вопрос. И только после того, как я с трудом сглотнул ком и несколько раз глубоко вздохнул, мне удалось восстановить спокойствие.
- Когда мы с тобой пришли сюда сегодня и сели на эту скамейку, я сказал, что рациональные соображения не должны вмешиваться в действия видящего, - жестко продолжил дон Хуан. - Я знал, что восстановить все, что было тобой проделано, ты сможешь только тогда, когда откажешься от своего рационализма. Но тебе придется сделать это на том уровне осознания, на котором ты находишься сейчас.
- Рациональность мышления - не более чем состояние настройки, всего лишь результат того, что точка сборки находится в определенном положении. Ты должен это понять, находясь именно в состоянии наибольшей уязвимости. А в данный момент ты как раз в таком состоянии и находишься. В состоянии, при котором не может быть сомнений, понимание подобных вещей лишено смысла, поскольку в том положении точки сборки понимание вещей подобного рода - дело вполне обычное. Настолько же бесполезно их понимание и в состоянии нормального осознания, ибо там оно ограничивается лишь эмоциональными выбросами и сохраняется лишь покуда присутствует соответствующее эмоциональное состояние.
- Я сказал, что в тот день ты преодолел огромное расстояние, - очень спокойно произнес он. - Я говорю так, потому что знаю наверное. Ведь я там был, помнишь?
Я весь вспотел от нервозности и беспокойства.
- Ты преодолел это расстояние потому, что проснулся в удаленной позиции сновидения - продолжал он. - Перетянув тебя через площадь с этой самой скамейки, Хенаро проложил путь, по которому твоя точка сборки смогла сдвинуться из позиции нормального осознания в позицию, где появляется тело сновидения. И в мгновение ока твое тело сновидения преодолело невероятное расстояние. Но важно не это. Собственно тайна заключена в самой позиции сновидения. Ее сила достаточна для того, чтобы перетягивать всего тебя из одного места в другое, в самые разные концы этого мира или за его пределы. Древние видящие широко этим пользовались. Они исчезали из этого мира, потому что просыпались в позиции сновидения, расположенной за пределами известного. Твоя позиция сновидения в тот день была в этом мире, однако далеко отсюда, от Оахаки.
- Но каким образом происходит такое путешествие? - спросил я.
- Это узнать невозможно, - ответил он. - Сильная эмоция, несгибаемое намерение или чрезвычайный интерес выполняют роль проводника, затем точка сборки прочно фиксируется в позиции сновидения и пребывает там достаточно долго для того, чтобы перетянуть туда все эманации, имеющиеся внутри кокона.
Дон Хуан сказал, что за все годы нашего с ним сотрудничества заставлял меня видеть неисчислимое множество раз, как из нормального состояния осознания, так и из состояния повышенного осознания. Я видел превеликое множество самых разных вещей, которые теперь начинают складываться для меня в более-менее связную картину. Связь эта не логическая и не рациональная, но тем не менее она довольно странным образом проясняет все, что я проделал, все, что было проделано со мной и все, что я видел за годы, проведенные с доном Хуаном. И теперь мне осталось уяснить себе лишь одно. Я должен прийти к вплетенному в общую картину, но совершенно иррациональному осознанию следующего факта: все что мы научились воспринимать, неразрывно связано с позицией, в которой находится точка сборки. Стоит точке сборки уйти из определенного положения - и мир тут же прекращает быть таким, каким он был для нас.
Дон Хуан заявил, что если точка сборки смещается за среднюю линию кокона, весь известный нам мир в одно мгновение исчезает из виду, словно его стерли - ибо устойчивость и материальность, столь свойственные ему в нашем восприятии суть не более, чем сила настройки. Определенные эманации, привычно настроенные жесткой фиксацией точки сборки в одном и том же определенном месте - вот что такое наш мир.
- Устойчивость мира не есть мираж, - продолжал он. - Мираж есть фиксация точки сборки в определенном месте. Сдвигая точку сборки, видящий встречается не с иллюзией, но с другим миром. И этот другой мир столь же реален, сколь реален тот, который мы созерцаем сейчас. Однако новая фиксация точки сборки, породившая этот новый мир, - такая же иллюзия, как и прежняя ее фиксация.
- Вот, скажем, ты - сейчас ты находишься в состоянии повышенного осознания. И все, что ты способен в этом состоянии сделать - отнюдь не иллюзия, но вещи, такие же реальные, как мир, с которым ты встретишься завтра в своей обычной жизни. Однако мир, который ты видишь перед собой сейчас, завтра существовать не будет. Он существует лишь тогда, когда твоя точка сборки занимает вполне определенную позицию - ту, в которой она находится в настоящий момент.
- Задача, с которой встречается воин после того, как его тренировка окончена суть интеграция. Воинов, особенно мужчин-нагвалей, в процессе тренировки заставляют сдвигать точку сборки в максимально возможное количество позиций. В твоем случае это количество огромно, их не счесть. И все их тебе придется когда-нибудь интегрировать в единое связное целое.
- Например, сдвинув точку сборки в некоторое особое положение, ты вспомнишь, кем была та женщина, - добавил он со странной улыбкой. - Твоя точка сборки бывала в этой позиции сотни раз. И включить ее в целостную картину тебе будет проще простого.
И тут я начал припоминать, словно память моя зависела от того, что он предложит вспомнить. Смутные образы, неясные ощущения: чувство безграничной привязанности, которое как бы привлекало меня, дивная сладость, разлитая в воздухе, словно кто-то подошел сзади и брызнул на меня духами… Я даже оглянулся. А потом вспомнил. Это была Кэрол - женщина-нагваль! Ведь я только позавчера с ней встречался. Как я мог о ней забыть?
Следующие мгновения невозможно было описать - мне показалось, что вихрь чувств всего моего психологического репертуара пронесся в моем уме. Я спрашивал себя: разве возможно, чтобы я тогда проснулся в ее доме в Туксоне, штат Аризона - за две тысячи миль от Оахаки? И неужели моменты повышенного осознания настолько изолированы Друг от друга, что один из них невозможно вспомнить, переживая другой?
Дон Хуан подошел ко мне и положил руку мне на плечо. Он сказал, что ему в точности известны мои чувства. Его бенефактор заставил его пройти через точно такие же переживания. И так же, как он сейчас пытается успокоить меня, его бенефактор пытался успокоить его самого - словами. Он отдал тогда должное попытке своего бенефактора, но усомнился - и сомневается до сих пор - в том, что возможно успокоить того, кто осознал путешествие в теле сновидения.
Теперь я больше не сомневался. Что-то во мне действительно преодолело расстояние между мексиканским городом Оахакой и американским Туксоном в штате Аризона. Я ощутил странное облегчение, словно сбросил, наконец, с себя груз некой вины.
За годы, проведенные с доном Хуаном, в памяти моей накопилось изрядное количество разрывов. Один из них был связан с нашим пребыванием в Туксоне в тот день. Я помню, что не никак не мог вспомнить, когда и как попал в Туксон. Однако я не обратил на это внимания. Я решил, что пробел является результатом моей работы с доном Хуаном. Он всегда очень осторожно обращался с моими рациональными подозрениями и старался не провоцировать их, когда я находился в состоянии повышенного осознания. Там же, где они были неизбежны, он коротко объяснял неувязки во времени и пространстве природой того, что мы делаем, и свойством этого рода практики нарушать память.
Я сказал дону Хуану, что в тот день оба мы оказались в одном и том же месте, и спросил, означает ли это, что два или несколько человек могут проснуться в одной и той же позиции сновидения.
- Ну конечно, - сказал он. - Именно таким образом древние толтекские маги пачками отправлялись в неизвестное. Узнать, каким образом кто-то за кем-то следует, нет никакой возможности. Это происходит и все. Это делает тело сновидения. Его заставляет присутствие другого сновидящего. В тот день ты потянул меня за собой. И я последовал, потому что хотел быть с тобой рядом.
У меня было столько вопросов к нему, но все они казались лишними.
- Как получилось, что я не мог вспомнить женщину-нагваля? - пробормотал я, и ужасная тревога и тоска охватили меня. Я пытался больше не чувствовать печали, но она вдруг пронзила меня, словно боль.
- А ты и не помнишь ее, - сказал он. - Ты вспоминаешь о ней только тогда, когда смещается твоя точка сборки. Она для тебя - как фантом. И ты для нее - тоже. Только один раз ты встречался с ней, находясь в нормальном состоянии осознания. А она в своем нормальном состоянии вообще ни разу тебя не видела. Ты для нее - такой же образ, как она - для тебя. С той лишь разницей, что ты можешь однажды проснуться и все интегрировать, а она - не может. У тебя есть для этого достаточно времени, у нее же его нет совсем. На пребывание здесь ей отведено совсем мало времени.
Мне захотелось восстать против столь чудовищной несправедливости. В уме я подготовил целый поток возражений, но так ничего и не сказал. Дон Хуан лучезарно улыбался. В глазах его светилось веселье и озорство. Я почувствовал - он ждет моих слов и знает, что я собираюсь сказать. И это ощущение меня остановило. Вернее, я ничего не сказал, потому что моя точка сборки опять сместилась. И я знал, что не стоит жалеть женщину-нагваля из-за того, что у нее нет времени, как и мне не стоит радоваться тому, что у меня оно есть.
Дон Хуан видел меня насквозь. Он потребовал, чтобы я закончил разбираться со своим пониманием и сформулировал причину, по которой не стоит ни чувствовать жалость, ни радоваться. На миг я ощутил, что знаю. Но потом утратил нить.
- Подъем, который ты испытываешь оттого, что время есть, равен подъему, который испытываешь оттого, что его нет, - сказал он. - Ибо это - равно.
- Печаль не есть сожаление, - сказал я. - А я чувствую такую глубочайшую печаль.
- Кому какое дело до твоей печали? - сказал он. - Думай о тайне, ибо только это имеет значение. Мы суть живые существа, и смерть - наш удел, а осознание свое мы обязаны сдать туда, откуда оно получено. Но если нам удастся хоть чуть-чуть все это изменить, то какие тайны, должно быть, нас ожидают! Какие тайны!
