Кто же был учителем дона Хуана?

(по материалам сайта nagualist.ru)

Автор: ZVM.

Представляю вниманию населения перевод очередной "версии Вондерлинга":

=================================================
JULIAN OSORIO Don Juan's Teacher
the Wanderling
---------------------------------------------
ХУЛИАН ОСОРИО, Учитель дона Хуана.
Вондерлинг.
=================================================

В своей первой книге, "УЧЕНИЕ ДОНА ХУАНА: Путь знания индейцев Яки" (1968), Карлос Кастанеда пишет, что ЕГО учитель, индеец Яки и шаман-маг, у которого он учился и которого называет доном Хуаном Матусом, выучился своему мастерству у некоего человека, которого дон Хуана называл "диаблеро". Говоря об этом, Кастанеда представляет своим читателям следующее:

"Описывая своего учителя, дон Хуан использовал слово "диаблеро". Позже [Кастанеда] выяснил, что это термин, которым пользуются ТОЛЬКО индейцы Соноры. Этот термин используется в отношении зловредной личности, практикующей черную магию и способной превращаться в животное - в птицу, собаку, койота или любое другое существо."

Однако, по каким-то причинам, в процессе развертывания хронологии, представленной Кастанедой в книгах о доне Хуане, все важные аспекты слова "диаблеро", используемого индейцами Соноры и ТОЛЬКО индейцами Соноры, исчезают в тени небытия и безмолвия, по мере того как дон Хуан рассказывает нам, что ВСЕ, что касается его самого, то есть, все, чему он научился и что узнал, и то, кем он был или является или оказался, было прямым наследием, полученным им от его учителя, Хулиана Осорио, который, как было написано Кастанедой, и что довольно интересно, НЕ ИМЕЛ индейского происхождения и был сыном европейцев, эмигрировавших в Мексику.

В свою очередь, Осорио унаследовал все от своего учителя, Элиаса Уллоа. Элиас учился у Росендо, тот у Лухана, Лухан учился у Санистебана, а Санистебан у Себастьяна. До Себастьяна было еще восемь человек, но они, по словам дона Хуана, были совершенно другими. У них было совсем иное отношение к магии и иное ее понимание, но они, тем не менее, были напрямую связаны с его магической линией. Полное изменение линии произошло лишь после того, как Себастьян встретил Бросившего вызов смерти и заключил с ним соглашение.

И при этом Кастанеда, не учитывая или не обращая внимания на все ранние упоминания о "диаблеро" как учителе, и пытаясь выяснить для своего читателя все, что можно об Осорио,  спрашивает у дона Хуана, как тот выглядел. На что дон Хуан отвечает:

"А ты знаешь, что и по сей день мне трудно представить себе его зрительно? Я понимаю, это звучит абсурдно, но, в зависимости от своего желания или обстоятельств, он мог быть либо молодым, либо старым, красивым или невзрачным, слабым и нерешительным или сильным и мужественным, толстым или тонким, среднего роста или необыкновенно маленьким."

Но Кастанеда снова просит уточнений. На этот раз, отметив, что Осорио был худощавым и мускулистым, дон Хуан добавляет следующее:

"Его волосы были черными, густыми и волнистыми. У него был длинный тонкий нос, крепкие крупные белые зубы, овальное лицо, волевой подбородок и ясные темно-карие глаза. Ростом он было примерно пять футов и восемь дюймов. Он не был ни индейцем, ни даже смуглым мексиканцем, но он не был и белым европейцем. Фактически, он был вообще ни на кого не похож, особенно в его последние годы, когда цвет его лица постоянно менялся, становясь то темным, то светлым, то снова темным. Когда я впервые его встретил, он было слегка смуглым стариком, но затем, спустя некоторое время, он стал светлокожим молодым человеком, возможно, чуть старше меня. А мне тогда было двадцать."

В приведенной выше цитате из восьмой книги Кастанеды под названием "Сила Безмолвия"  (1988) дон Хуан, говоря об Осорио, рисует его как очевидно здорового молодого человека. Однако, за несколько лет до того, как Уллоа и Осорио впервые встретились, все было совсем не так. Уллоа нашел его лежащим в поле и умирающим от потери крови, которая шла у него через рот настолько сильно, что Уллоа решил, что молодой актер уже не выживет.

Осорио сказал ему, что не хочет умирать, что он еще слишком молод. Используя растения, которые, как говорит Кастанеда, Уллоа носил в кармане (но, скорее всего, в мешочке для талисманов или  в сумке), Уллоа сумел остановить кровотечение. [...]  Уллоа отвел его в горы, научил древним секретам, и со временем Осорио стал одним из наиболее уважаемых магов. И хотя он так и не вылечился от туберкулеза, он дожил до возраста 107 лет.  [1]

........

Итак, по моим расчетам, годом рождения Осорио может быть 1871 или близко к этому. Таким образом, когда он нашел дона Хуана, ему было около сорока, и примерно в два раза меньше, когда он впервые встретился с Уллоа. Уллоа покинул мир через восемь лет после его встречи с доном Хуаном, то есть это произошло около 1919 года. Шесть лет спустя, в 1925 году, дон Хуан принимает решение прекратить свое ученичество у Осорио и возвращается к своим корням - к яки или юма. И вот здесь все становится неясным, и именно здесь, я думаю, появляется Диаблеро.

Когда мне было около десяти лет, мой отец женился во второй раз после того как как моя мать умерла несколькими годами раньше. Моя мачеха, обратив внимание на мою склонность к живописи, уговорила моего дядю, который был в то время довольно известным художником в Санта-Фе, Нью-Мексико, приехать в Лос-Анджелес, Калифорния, где мы жили, и стать моим наставником. Она обустроила для него полностью оборудованную художественную студию и оплатила все расходы. Все, что ему нужно было делать, это развивать мои многообещающие художественные таланты и сделать так, чтобы я получил как можно больше творческого опыта.

Время в Лос-Анжелесе для моего дяди ползло медленно, и он начал бубнить себе под нос, что он не может полностью приспособиться к ежедневному давлению городской жизни, и все больше и больше начал подумывать о возвращении к своим пристанищам в юго-западной пустыне. ... [Подробнее о дяде Вондерлинга и о том, как тот начал брать его с собой в пустыню, читайте в теме "Версии Вондерлинга". - ZVM]

Одним из не таких уж секретных, но довольно известных мест, где мы побывали, был некогда бандитский ковбойский городок Тумстон, Аризона - город слишком жестокий, чтобы умереть - где 26 октября 1881 года произошла печально известная перестрелка у фермы "О.К. Корраль". [Перестрелка между "законниками" (Виатт Эрп с братьями и его приятель "Док" Холидей) и бандой Айка Клэнтона. Перестрелка длилась 30 секунд, в течение которых было произведено около 30 выстрелов. - ZVM]

И там впервые, насколько я помню, я услышал слово "туберкулез". Кто-то там сказал мне, что в то время, когда произошла перестрелка, друг Виатта Эрпа, стрелок Док Холидей, умирал от туберкулеза, и, поскольку он знал, что все равно скоро умрет, он был бесстрашен перед лицом смерти, и именно поэтому он был столь беспощадным.

Однажды мой дядя и я отправились в путешествие вглубь юго-западной пустыни Нью-Мексико, чтобы навестить одного очень странного человека, с которым мой дядя был каким-то образом связан. После нашего приезда, они оба уселись в тени рядом с хижиной это человека и проговорили  добрую часть дня, пока я играл с собаками или сидел в кабине грузовика и крутил радиоприемник, пытаясь найти станции, которые обычно не слышны. Говоря об этом путешествии, в конце страницы о доне Хуане Матусе я написал без дальнейшего уточнения:

"Как знать, возможно, тот очень странный человек, который подарил мне перо, как это описано в статье " Мальчик и гигантское перо ", был доном Хуаном" - или же, в данном случае, лучше было бы сказать, что этот очень странный человек, возможно, был тем самым неизвестным и оставшимся безымянным главным учителем самого дона Хуана, о котором говорилось как о диаблеро.

Когда мы ехали в грузовике по пустыне, мой дядя сказал мне, что человек, к которому мы едем в гости, болен туберкулезом. Я запомнил это, главным образом, потому, что находился под большим впечатлением от того факта, что Док Холидей умирал от туберкулеза и поэтому был беспощадным - мне, почему-то, понравилась идея быть беспощадным.

Человек, в гости к которому наведался мой дядя, был старым и почти совершенно седым. И хотя я хорошо помню про туберкулез из-за того впечатления, которое на меня это произвело в отношении Дока Холидея, надо сказать, что в то время я, конечно, был мальчишкой, и должен признать, что не могу вспомнить ВСЕХ мелких деталей. И если бы мне пришлось дать дополнительное описание этого "странного человека", с туберкулезом или нет, вряд ли я бы сказал, что он был беспощадным.

Кроме того, хотя он был уже далеко не молод, но, судя по тому, как он выглядел, можно было бы сказать, что, вполне вероятно, в молодости он был худощавым и мускулистым, имел длинный тонкий нос, крепкие крупные белые зубы, овальное лицо, волевой подбородок и ясные темно-карие глаза. Возможно, ростом он был немного меньше пяти дюймов и восьми футов, хотя и был немного по-стариковски сутулым. Кастанеда писал, что Осорио, как и этот старик в пустыне, был болен туберкулезом, но, как уже упоминалось выше, он также писал и о том, Осорио НЕ был индейцем, и был сыном европейцев, эмигрировавших в Мексику, сводя, таким образом, его индейское происхождение или индейскую внешность практически к нулю, а также делая маловероятным то, что Осорио мог быть "диаблеро", поскольку, по собственным словам Кастанеды, словом "диаблеро" пользовались сонорские индейцы и только сонорские индейцы.

Этот старик, живущий в пустыне, не был похож на индейцев навахо или хопи, с которыми я часто общался во время наших путешествий на юго-запад пустыни. Но он также не был и смуглым мексиканцем, как и не был белым европейцем. Однако, будучи мальчишкой, я считал, что он индеец, в основном по той причине, что он выглядел как индеец, хотя говорил по-испански и не использовал ни одного из индейских наречий, которые были мне известны.

Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что, вполне вероятно, он мог быть индейцем яки или иметь прочные центрально-американские корни. Говоря по правде, моя искушенность в таких вопросах в то время была далека от совершенства, чтобы усвоить все эти тонкие нюансы.

Интересно однако, что примерно через четыре года после того, как мы провели несколько дней в пустыне с этим стариком, я отправился с дядей на восточное побережье, чтобы навестить вместе с ним его давнего друга, Альберта Эйнштейна. Я был потрясен или, точнее сказать, испытал благоговейный страх от того, что этот высокообразованный и известный ученый и босой старик в грязных мешковатых штанах, живущий в пустыне, были, каким-то образом, невероятно схожи.

И дело тут не столько в простом внешнем сходстве, так как, вспоминая, как выглядел Эйнштейн, или разглядывая его фотографию, я, конечно, не вижу длинного и тонкого носа. Здесь трудно подобрать слова, однако у каждого из них был почти идентичный тип ауры знания, которую каким-то образом можно почувствовать или воспринять всей своей плотью... Наблюдая человека такого масштаба, как Эйнштейн, живущего в таком окружении, как Принстон, этого можно ожидать. А вот старик, живущий посередине "ничего" в хижине с земляным полом, это совсем другое.

На второй день нашего пребывания в гостях у этого старика мы сели в пикап - я забрался в кузов, а они вдвоем разместились в кабине - и, руководствуясь указаниями старика, отправились по ухабистой и почти непроезжей тропе к местечку, где небольшая речка струилась между камней. Оставив грузовик, мы пошли вдоль этой речки и дошли до места на берегу, где росли ивы, а река делала поворот, и ее течение успокаивалось, образовывая гладкий пруд, а затем устремлялось дальше.

Повернувшись и указав на скалы, возвышающиеся позади нас, старик сказал что-то моему дяде по-испански. Дядя сообщил мне, что старик говорит о том, что там, в скалах, есть маленькая пещера, которая является священной, и он хочет, чтобы мы взобрались туда. Некоторое время назад на месте, называемом "Солнечный Обелиск", я пережил довольно пугающие и странные события, в которые был вовлечен некий старейшина племени или духовный вождь, и у меня не было особого желания проходить через все это снова. Но, получив заверения от моего дяди, я с неохотой согласился пойти с ним.

Оставив старика в прохладной тени деревьев, мы начали карабкаться по крутому склону горы, пока не достигли скального уступа на самой вершине. С уступа открывался широкий обзор, и я тут же обнаружил, что мы находимся в предгорьях гораздо более высокой горной цепи, которая была не видна с низкого уровня берега речушки. Когда я подумал, что нам предстоит взбираться выше, мое сердце екнуло.

И хотя здесь не было никакой видимой тропы, ведущей наверх, вдоль уступа имелось что-то вроде очертаний тропинки. Мой дядя повернулся и пошел по этой тропинке так, словно он уже бывал здесь, и я пошел за ним, ступая след в след. Пройдя небольшое расстояние мой дядя остановился, словно выискивая какие-то особые узнаваемые ориентиры. Он приложил руки козырьком к глазам и вглядывался в сторону солнца, и затем, после нескольких шагов, перед нами внезапно, словно ниоткуда, возникла маленькая неглубокая пещера, спрятанная между скалами.

Пещера идеально подходила для того, чтобы мы могли сидеть в ней бок о обок, укрытые от солнца. Голова моего дяди почти касалась потолка пещеры, а наши спины почти идеально вписывались в кривизну прохладной поверхности каменной стены. Когда я заметил, как здорово в этой пещере, дядя сказал мне, что она искусственного происхождения и была высечена древними людьми сотни лет назад, и что животные, насекомые и даже люди сторонятся ее, потому что она пропитана чем-то таким, от чего всем живым существам становится здесь не по себе.

Как бы то ни было, я этого не чувствовал. Сразу же, даже если принять во внимание, что я устал после подъема, я почувствовал себя в ней совершенно комфортно, она мне даже понравилась. В ней было что-то такое, что давало мне приятное ощущение, пока я находился внутри. Однако, по прошествии времени, в течение которого мы ничего не ели и не пили, а солнце начало склоняться к горизонту, заполнив пещеру жарой и светом, это ощущение спокойствия и уюта начало таять.

Но мы продолжали сидеть. Наконец, солнце достигло вершин гор, расположенных по ту сторону долины. И в тот момент, когда заходящее солнце коснулось гор, я ясно увидел, что оно было расположено точно за наивысшей точкой самого высокого горного пика всей гряды и четко на одной линии с пещерой.

Я наблюдал, как тень этого пика и тени клинообразных склонов горы медленно ползут по долине внизу и затем поднимаются вверх по предгорьям, словно огромная волна, поглощающая все на своем пути, пока самый кончик этой тени не проник в пещеру.

Затем, словно взорвавшись, свет внезапно исчез, и чернота горы, обрамленной сиянием заходящего солнца, скрытого ею, поглотила все, оставив лишь легкое зарево вдоль горизонта. Как только солнце зашло, стало очень темно и очень холодно.

Мы продолжали сидеть. Я устал, замерз и проголодался, но с медленным наступлением ночи я начал клевать носом. Вскоре я закрыл глаза, уронил голову и затем провалился в глубокий сон.

Я был внезапно разбужен тем, что услышал, как мой дядя разговаривает с кем-то, стоя рядом с пещерой. Я подумал, что это, должно быть, пришел тот старик и принес нам нам еду или воду, и выполз наружу. Человек, с которым разговаривал мой дядя, в темноте выглядел действительно стариком, но это был не тот старик, которого мы оставили на берегу речки. Этот человек был очень худой и истощенный, одетый, как мне показалось, в типичную грязную белую крестьянскую одежду и носивший на себе то, что в темноте выглядело как какие-то шаманские атрибуты. Его кожа была чрезвычайно иссохшей и имела тусклый бледно-желтый цвет, каким бывает белая часть пережаренного бекона.

Увидев меня, он заметно вздрогнул, словно не ожидал встретить здесь кого-то еще. Он вытянул руку в попытке прикоснуться ко мне, но мой дядя встал между нами, схватил его за запястье и остановил его. Когда я сдвинулся в сторону, чтобы получше рассмотреть этого человека, мой дядя вновь переместился так, чтобы быть между нами, не давая мне как следует рассмотреть и при этом не отпуская запястья этого человека. Вытянув свободную руку за спиной, мой дядя толкнул меня в сторону пещеры. Это неожиданное движение застало меня врасплох, и я, потеряв равновесие, повалился назад на пол пещеры.

Мой дядя отпустил руку этого изможденного человека, и они оба начали кричать друг на друга все громче и громче, стоя лицом к лицу. Теперь костлявые руки этого человека были вытянуты вертикально вверх над его головой, мешковатые рукава соскользнули к плечам, кисти рук были изогнуты в низ, и длинные ногти выглядели почти как когти животного -- и при этом он шипел как кот прямо в лицо моего дяди.

Внезапно этот человек прошмыгнул мимо него и бросился к пещере. Я зажмурился и свернулся в позу эмбриона, чтобы защитить себя, и тут я услышал, как мой дядя прокричал что-то по-испански на пределе своего голоса.

Затем внезапно наступила тишина. Я ожидал, что руки этого человека ударят и схватят меня, но ничего не произошло. Я открыл глаза. Мое лицо было накрыто грязной белой крестьянской рубахой, а на полу пещеры лежала пара соответствующих штанов с примыкающим к ним сужающимся концом огромной каплевидной лужи жирной грязи, расположенной снаружи -- и НИКАКИХ следов этого изможденного человека.

Когда я спросил дядю, что произошло, он сказал мне, что он и тот старик на берегу реки просто обеспечивали мое будущее, и язык, которым он пользовался, был не испанским, а, как мне довелось выяснить у моего дяди годы спустя, латинским, которому предшествовало древнее центрально-американское слово (или имя), искаженное языком Оахаки или языком Пополокан, которое, как мне кажется, звучало как Xoxonapo [Шошонапо] [2].

--------

Если Осорио родился в 1871, то в то время, когда мы навестили этого старика в пустыне, ему могло бы быть 77 лет. Осорио, как сообщалось, так и не вылечился от туберкулеза и дожил до почтенного 107-летнего возраста, прожив еще 30 лет после моей встречи -- однако, остается неясным, как Кастанеда пришел к цифре 107, так как дон Хуан, как считается, покинул мир в 1973 году, и Кастанеда, практически, закончил свое ученичество задолго до этого.

Но даже если Кастанеда и не знал этого, это знал мой дядя. Во время одной из моих встреч с дядей незадолго до его смерти, он  сказал мне, что тот старик, с которым я встречался в пустыне много лет назад, умер, и назвал точное время: вечер 31 октября 1978 года. В 1978 году произошло необычное появление ДВУХ новых лун в течение одного месяца, и, что интересно, появление новой второй затемненной луны произошло а канун Дня всех святых, в Хэллоуин, 31 октября, в ту же ночь, когда умер этот старик -- замечательное совпадение условий и обстоятельств.

СТАРИК В ПУСТЫНЕ..

Большим вопросим для меня остается следующее: был ли тот Старик-В-Пустыне, с которым я встречался, и у которого, как говорилось, был туберкулез, так же как и у Осорио, описанного в книге, И Осорио -- актер, который, по словам Кастанеды, во время одного из своих театральных туров встретился с Элиасом Уллоа, передавшим затем Осорио знание своей линии магов, которое после перешло соответственно к дону Хуану и затем к Кастанеде -- ОДНИМ и ТЕМ ЖЕ лицом?

Я так не думаю.

Если вы помните, выше говорилось, что  когда Осорио нашел дона Хуана, ему было около сорока, и примерно в два раза меньше, когда он впервые встретился с Уллоа, то есть, на момент этой встречи ему было где-то коло двадцати лет. Я писал также, что когда Уллоа впервые увидел Осорио, тот лежал в поле лицом вниз, умирая от потери крови, которая шла у него через рот, и потеря крови была настолько велика, что Уллоа решил, что молодой актер уже не выживет. И все же, когда дон Хуан встретился с Осорио двадцать лет спустя, тот, по описаниям дона Хуана, был стройным и мускулистым.

Его волосы были черными, густыми и волнистыми. У него был длинный тонкий нос, крепкие крупные белые зубы, овальное лицо, волевой подбородок и ясные темно-карие глаза, и выглядел он светлокожим молодым человеком, возможно лишь несколькими годами старше дона Хуана, которому в то время было 20 лет. Весьма поразительное восстановление физических сил для сорокалетнего человека, двадцать лет назад умиравшего от туберкулеза, найденного лежащим пластом в поле в луже собственной крови.

По моему мнению, тот старик в пустыне был фактическим, подлинным учителем дона Хуана Матуса -- диаблеро, Яки или Юма по происхождению, которого дон Хуан отыскал после того, как покинул Осорио вслед за смертью Уллоа, и с которым Кастанеде так и не удалось встретиться или подтвердить его существование. В "Отдельной реальности" (1971) Кастанеда пишет:

"Я вспомнил, как мы с Биллом однажды проездили весь день, пытаясь разызскать дом одного "эксцентричного" мексиканского индейца, который жил в этой местности. Дома его мы так и не нашли, и у меня сложилось впечатление, что индейцы, к которым мы обращались за помощью, просто водили нас за нос. По словам Билла, этот человек был "йерберо", то есть, тем, кто собирает и продает лекарственные травы, который очень много знал о галлюциногенном кактусе, пейоте. Билл сказал мне также, что мне будет полезно встретиться с ним. Я в то время собирал информацию и образцы лекарственных растений, используемых местными индейцами, и Билл выполнял роль моего проводника по Юго-Западу."

Кастанеда говорит, что он и его коллега Билл потратили весь день на поиски "эксцентричного" мексиканского индейца, который жил в тех местах. Вышеприведенная цитата относится к тому времени, когда они с Биллом сидели на автобусной станции "Грейхаунд" в Ногалесе -- то есть, получается, что место их поисков находилось где-то в непосредственной близости от Ногалеса.

И поскольку оба они только что вернулись из их "путешествия" по юго-западной пустыне, которое закончилось в Ногалесе, а не в нескольких сотнях миль западнее, скажем, в Юме, то весьма вероятно, что они прибыли туда из Нью-Мексико или откуда-то из северо-восточной части Соноры.

В третьей книге, "Путешествие в Икстлан" (1972), Кастанеда пишет, что после возвращения в Лос-Анджелес он "готовился шесть месяцев", и когда он "почувствовал, что готов", он отправился на поиски дона Хуана, но НЕ в Ногалес или прилегающие к нему районы, а в Юму, штат Аризона.

Указав дату, приходящуюся на зимние каникулы в конце осеннего семестра 1960 года (то есть, суббота, 17 декабря 1960 г.), которой предшествовали целых шесть месяцев, в течение которых он ни разу не встречался и не разговаривал с доном Хуаном после той встречи на автостанции, Кастанеда пишет:

"Я отыскал его дом после долгих и утомительных расспросов местных индейцев. Вскоре после полудня я подъехал к дому и остановил машину прямо напротив него. Дон Хуан сидел на деревянном молочном ящике. Он, похоже, узнал меня и поприветствовал, когда я вылез из машины."

Итак, Кастанеда и его искушенный опытом поездок по юго-западу проводник Билл шесть месяцев назад проколесили весь день,  но так и не нашли "дома "эксцентричного" мексиканского индейца, который жил в тех местах." (Ногалес или Сонора), и вот теперь Кастанеда в одиночку, просто задав несколько вопросов нескольким местным индейцам - то, что он называет утомительными расспросами - подъезжает прямо к дому дона Хуана в Юме.

Интересно отметить, что если в своих работах я упоминаю о "путешествии вглубь пустыни, в отдаленный уголок южной части Нью-Мексико", делая тем самым почти невозможным отыскать это место, то Кастанеда пишет о городе (Юма), в который можно запросто приехать и припарковать машину прямо напротив дома дона Хуана. Это заставляет меня думать, что мы говорим о двух различных местах и, скорее всего, о двух разных людях.  [3]

Далее читайте примечания к этой статье, написанные самим автором:
-----------------------------------------------------------------------------------

Примечание [1]:

"...И хотя он так и не вылечился от туберкулеза, он дожил до возраста 107 лет."

Когда на этой странице или же на многих других моих страницах, относящихся к Кастанеде / дону Хуану,  я пишу о том, что Осорио дожил до 107-летнего возраста, постоянно возникает вопрос: ГДЕ ИМЕННО есть указание на то, что Кастанеда говорил это? Следующую цитату можно найти в книге "КОЛЕСО ВРЕМЕНИ: Шаманы древней Мексики" (1998) в комментариях к книге "Огонь изнутри":

"Нагваль Элиас не питал особых особых надежд в отношении этого актера, который был ленивым, неопрятным, потакающим своим прихотям и, возможно, даже и трусливым. И нагваль был весьма удивлен, когда на следующий день, в пять утра, он обнаружил, что актер поджидает его на окраине города. Он отвел его в горы, и со временем актер стал нагвалем Хулианом, туберкулезным больным, которому так и не удалось вылечиться, но который, возможно, дожил до возраста ста семи лет, все время шагая по краю пропасти."

В 1984 году в книге "Огонь изнутри", к которой относится этот комментарий, Кастанеда ни слова не говорит о том, до какого возраста, возможно, дожил Осорио. Однако, в книге, вышедшей в 1998 году, Кастанеда говорит о том, что Осорио, возможно, дожил до возраста ста семи лет. Это потому, что где-то в период между 1984 и 1998 годами, Кастанеда, должно быть, был каким-то образом проинформирован о том факте, что Осорио скончался. Но не зная точного дня, месяца или года (31 октября 1978), он ограничивается предположением, используя слово "возможно", говоря что "[Осорио], возможно, дожил до возраста ста семи лет".

Примечание [2]:

XOXONAPO. Возможно также, Xoxopanxoco.

В грубом переводе: старый человек, готовый к смерти, дряхлый. В частности - Бросивший вызов смерти - как это описано у Карлоса Кастанеды, что в испанском переводе Кастанеды имеет мужской род и звучит как el desafiante de la muerte. Также иногда - Арендатор - что в испанском переводе имеет мужской род и означает el inquilino. Тем не менее, Эми Уоллес в своей книге "Ученица мага" (2003) пишет, что Бросившего вызов смерти звали  Xoxonapo [Шошонапо], то же, что и Xoxopanxoco [Шошопаншоко], что на науатле, южном юто-ацтекском языке, означает "плод вечной весны".

Джон Биерхорст, известный эксперт по ацтекскому языку и литературе, переводит слово Xoxo:pan (чаще пишется как xopan) как "летом, каждое лето" или, в более свободном варианте, как "весной" (когда это относится к новому урожаю). В качестве примера он приводит следующее:

Xoxo:pan xihuitl i:pan tochi:huaco[h] = весной мы подобны растениями.
Xo:pan означает "зеленое место, зеленое время" (то есть, весну), в отличие от сезона засухи.
Xo:tl означает "зеленый", x:o:co означает "посредством зеленого".

Я не вижу особой разницы в переводе. Для человека, "готового к смерти", реальная смерть может быть ПЛОДОМ "вечной весны". В этом отношении, сочетание Xoxonapo Xoxopanxoco более похоже на оксюморон [сочетание противоположных по значению слов - ZVM], так как Бросивший вызов смерти, видимо, стремился продлить жизнь любой ценой, а не искать ПЛОД вечной весны, что я перевожу как "смерть".

Мой дядя умер в 1989. Книга Уоллес была опубликована в 2003. Разговор с моим дядей [...] об этой пещере состоялся задолго до этих двух дат. Во время этого разговора я пытался уговорить его повторить все то, что он говорил той ночью, стоя рядом с пещерой, дословно, на каким бы языке это ни звучало, и затем перевести на английский точное значение этих слов. Он сказал мне, что все закончилось той же ночью, у пещеры, и мне не о чем беспокоиться.

Однако, он отказался произнести  имя Бросившего вызов вслух, сообщив мне, что он, мой дядя -- и тут я процитирую -- "не хочет, чтобы его нашли". По словам Уоллес, как ей было сказано одной из наперсниц Кастанеды, произнесение вслух имени Бросившего вызов смерти в Туле, то есть, на языке науатль, разбудит его дух.

Я не уверен, насколько все это точно. Дядя сказал мне, что все ЗАКОНЧИЛОСЬ той же ночью, у пещеры, и все же он сомневался настолько, что даже отказался произнести имя Бросившего вызов вслух. Если уж все закончилось, в чем тогда проблема -- разве что существует не только один Бросивший вызов смерти? И если это так, каким образом произнесение имени одного Бросившего вызов может разбудить дух другого, да так, что он может тебя обнаружить?

Главная моя проблема во всей этой ситуации с Бросившим вызов смерти является личной и имеет отношение к тем давним пятничным вечерним встречам художников после работы, описанным в конце страницы " ДОН ХУАН МАТУС: реальный или выдуманный? " и на странице " КАРЛОС КАСТАНЕДА: до встречи с доном Хуаном ". Все эти сходки художников проходили в то время, когда Карлос Кастанеда, который был постоянным участником этих вечеринок, еще не слышал или не думал о доне Хуане Матусе.

Однако, на этих встречах я как минимум в двух случаях  либо кратко пересказывал эту историю с пещерой, либо рассказывал ее почти в тех же подробностях, как я представил ее выше. И я уверен, что Кастанеда присутствовал при этом как минимум один раз, а может быть, и в обоих случаях. Я обращаю внимание на этот вопрос лишь по той причине, что в восьмой книге "Сила безмолвия" (1988), в разделе "ПРОЯВЛЕНИЕ ДУХА: Первое абстрактное ядро" Кастанеда описывает, вплоть до внешнего вида изможденного человека, то, что произошло между ним и доном Хуаном, почти по тому же сценарию - вырубленная в скале пещера и все такое.

Так что же, хочу ли я сказать, что Кастанеда скопировал мою историю? Возможно. Как возможно и то, что, независимо от всего того, что я говорил, его самого привел к одной из этих четырех сезонных пещер дон Хуан или тот старик или оба вместе. Кроме того, хотя такое кажется весьма маловероятным, услышав эту историю и затем, будучи вовлеченным в различные события, по мере их развития он мог заняться поисками и и найти одну из этих пещер или кого-то, кто мог отвести его туда.

Что касается исчезновения этого изможденного человека с появлением того, что можно назвать не иначе как лужей жирной грязи каплевидной формы, ведущей внутрь пещеры, то Кастанеда, разговаривая со старым индейцем о диаблеро и о том, что от него осталось, слышит в ответ:

- Своим колдовством он убил несколько дюжин, а может быть и сотен людей. Мы больше не могли этого терпеть, и однажды ночью люди собрались все вместе, захватили его врасплох и сожгли живьем.
- И как давно это было?
- В девятьсот сорок втором. (т.е. в 1942 году)
- Ты это сам видел?
- Нет, но люди до сих пор об этом рассказывают. Говорят, что от него не осталось даже пепла, хотя костер был сложен из сырых дров. Все, что под конец от него осталось, это огромная лужа жира. ("Учение дона Хуана")

Лужа жира или не лужа, но никакого огня или жертвенного костра не было при столкновении моего дяди с этим существом той ночью. И хотя эта жирная лужа появилась у входа в пещеру сразу же после события, уже через несколько секунд она испарилась или просочилась сквозь каменистую твердую поверхность или просто исчезла без следа. Однако, за мгновение до того, как я зажмурил глаза, и на меня упала крестьянская одежда, я уверен, что, подобно проявлениям возможностей ведьмы-шаманки "Ла Каталины", я увидел сгусток дыма, рассеивающегося на фоне темного звездного неба [...]. Мой дядя заявил, что сам он никакого подобного феномена вне пещеры в ту ночь не заметил.

Примечание [3]:

То, что Кастанеда сделал как писатель, можно назвать применением так называемой авторской литературной вольности и смешением разрозненных фрагментов информации о НАСТОЯЩЕМ учителе дона Хуана, полученной в ходе дискуссий в течение длительного времени, и использованной при создании образа актера, не-диаблеро, мага-шамана Осорио (ну, например, туберкулез, длинный тонкий нос и т.д.), исключив тем самым идентификацию его настоящего учителя.

Именно поэтому при написании "Активной стороны бесконечности" (1998) Кастанеда перемещает "эксцентричного мексиканского индейца", хотя и верно идентифицированного на этот раз как "ужасающий маг", в Юму. А именно:

"Я вспомнил, как Билл вскользь упоминал, правда речь шла не об облачном шамане, что ему известно о существовании одного таинственного старика, бывшего шамана, старого индейца-мизантропа из Юмы, который когда-то был ужасающим колдуном."

Спрашивается, зачем Кастанеде все это понадобилось? Он должен был что-то дать своим читателям. Дон Хуан не имел особого желания открывать кому бы то ни было в реальной жизни, включая Кастанеду, кем на самом деле был его учитель -- поскольку, учитывая, что в то время его учитель был все еще жив, это могло бы размыть или ослабить его силу, Щиты белого света и т.д. и сделать его уязвимым для врагов, таких как органические и неорганические хищники, и других негативных сил.

Таким образом, в беседах с Кастанедой дон Хуан был гораздо разговорчивее в отношении Осорио, и, руководствуясь своими соображениями, весьма неохотно делился какой бы то ни было информацией о своем настоящем учителе, и поэтому Кастанеда просто объединил их в один персонаж.

~ The end ~

Итак, время выкроено, далее идет перевод очередного фрагмента историй Вондерлинга.

ЭЛИАС УЛЛОА: Где же Кастанеда взял это имя
Вондерлинг

Согласно Карлосу Кастанеде, вернее, основываясь на информации из его книг, его учитель, маг-шаман Дон Хуан Матус, в двадцатилетнем возрасте встретил человека, которого Кастанеда называл учителем магом по имени Julian Osorio. Osorio ввел Дона Хуана в древнюю магическую линию, насчитывающую, как утверждается, 25 поколений. Дон Хуан рассказал Кастанеде о том, что Osorio был актером и в ходе одной из своих театральных поездок встретил другого учителя шамана, Elias'а Ulloa, который передал ему знания своей магической линии, через него – Дону Хуану и, в свою очередь, Кастанеде. Однако возникает проблема в связи со сказанным Кастанедой об учителе Дона Хуана в своей первой книге, УЧЕНИЕ ДОНА ХУАНА: Путь знания индейцев Яки (1968):

«Описывая своего учителя, Дон Хуан использовал слово Диаблеро. Позднее, я узнал, что диаблеро – это термин, используемый только индейцами Соноры. Он обозначает злого человека, который практикует черную магию и способен превращаться в животное – птицу, собаку, койота или любое другое существо».

Первая книга Кастанеды, более чем какая-либо другая, содержит близкие параллели с тем, что реально происходило, и термин диаблеро, в том смысле, как он использовался в этой первой книге, не вполне подходит под описание Osorio или Ulloa – по крайней мере, если придерживаться образов, созданных самим Кастанедой. Как мне кажется, как Osorio, так и Ulloa являются в большой мере вымышленными фигурами.

Я не хочу сказать, что их не было в «действительности», но что у меня есть подозрения, что ни один из них, или же те два человека, которые послужили прообразом для Ossorio и Ulloa, не нес в себе того значения и влияния на шаманистическую сторону вещей, которую Кастанеда им приписывал. Именно их имена, предложенные читателю Кастанедой, склоняют меня к данному подозрению.

Несмотря на то, что с испанского имя Osorio можно перевести как River Bear [“речной медведь”], не менее вероятно, что это переигрывание Кастанедой испанского слова osario. Данное слово обозначает хранилище, или же место, где содержатся кости умерших. Если испанское слово Osorio можно разложить в английском языке на River Bear, то, как оказалось, подобная возможность существует и для значений, стоящих за словами в имени Elias Ulloa.

Каждое из двух имен, Elias и Ulloa, даже по отдельности, несет в себе интересное и пророческое содержание, однако в своей комбинации это прослеживается особенно ярко. Рассматривая эти два слова последовательно, в рамках общего имени, как это предложено Кастанедой, и, далее, если соотнести их с серией книг о Доне Хуане, они оказываются пророческими в самой полной мере.

Однажды пророк Elias путешествовал со своим другом Elisha к реке Иордан, когда пришло время, чтобы Бог из Библии забрал Elias’а на Небеса. Взяв свою мантию, он скатал ее и ударил по водам реки, которая в результате разделилась и позволила им перейти на другую сторону по сухой земле. Они продолжали свой путь, когда вдруг колесница из огня, запряженная огненными скакунами, пронеслась между ними и вознесла Elias’а в вихре, подобном смерчу, на Небеса.

Elisha подобрал мантию, упавшую с плеч своего учителя, и дух Elias'а снизошел на Elisha, и он стал его преемником как пророк (2 Kings 2). Одна из многих параллелей состоит в том, что, как и Osorio перешла мантия от Ulloa, в результате чего он стал учителем, так и Elisha подобрал мантию, упавшую с плеч его учителя и сам стал учителем.

Достаточно очевидно из сказанного выше является также и то, что пророк Elias не умер, но, вместо этого, был вознесен на Небеса в огненном вихре живым, что даже для библии весьма редкое событие. «Для человека это невозможно; но для Бога все вещи возможны». (Матф. 19, 26)

В шестой книге Кастанеды, Дар Орла, шаман-наследник линии Osorio и Ulloa, Дон Хуан Матус, не умер, но «сгорел в огне изнутри».

В подтверждение вышесказанному приведем отрывок из интервью в New Age Journal, март/апрель 1994, в котором Кейт Томпсон задает Кастанеде следующие вопросы:

«Ранее Вы упоминали конец пути, теперь же вы говорите о конце вашего времени с Доном Хуаном. Где он сейчас?»

«Он ушел. Исчез.»

«И не дал никаких объяснений?»

«Дон Хуан говорил мне, что намеревается осуществить магическую мечту (сон) и покинуть этот мир, войдя в «невообразимые измерения». Он сместил свою точку сборки с позиции фиксации на обычном мире людей. Мы бы это назвали сгореть в огне изнутри. Это альтернатива обычной смерти. Есть только два пути: либо на два метра в землю к бедным растениям, либо сгореть. Дон Хуан выбрал второе.»

Испанский монах Gabriel Téllez (1584-1648) известен своим произведением El Burlador de Sevilla y Convidado de Piedra [Севильский искуситель и каменный гость], написанным под псевдонимом Tirso de Molina.

История повествует о Доне Хуане Тенорио [Don Juan Tenorio], который сопротивляется всем попыткам своих друзей и семьи выдернуть его из мира безудержного пьянства и распутства. Однажды, пытаясь соблазнить некую Донью Анну, очень красивую женщину и подругу его лучшего друга, он был застукан ее отцом, командиром ордена Calatrava, Доном Гонсало д'Уллоа [Don Gonzalo d'Ulloa], Командиром Уллоа [Ulloa]. Пытаясь сбежать, Дон Хуан наносит смертельную рану ее отцу и исчезает в ночи из города.

Когда, как полагал Дон Хуан, опасность миновала, он возвращается в Севилью, однако обнаруживает, что за ним все еще ведется охота в связи с его совращениями и смертью Командира. Так получилось, что он невольно стал искать убежище в церкви, где был захоронен убитый им Командиром Уллоа. Здесь он доходит до того, что бросает вызов каменному изваянию своей жертвы, устроив пирушку прямо на его могиле. Разъяренный, Уллоа восстает к жизни, после чего хватает и забирает своего убийцу прямо в АД. Дон Хуан отчаянно вопит «Я горю!» и тщетно пытается освободиться от Командира, который держит вечной хваткой его руку.

В интервью Seeing Castaneda с Сэмом Кином, опубликованном в Psychology Today в 1972 г., Кастанеда, ссылаясь на одно из происшествий, описанных им в Путешествии в Икстлан, говорит о том, что они с Доном Хуаном были в центре пустыни, где им удалось поймать кролика [cottontail rabbit – американский кролик] в заранее расставленную западню. Дон Хуан полагал, что Кастанеде следует убить животное, так как пришло его время.

Однако Кастанеда, вопреки сказанному Доном Хуаном, попытался освободить кролика, но безуспешно. Тогда Кастанеда попробовал разломать клетку ногами и случайно сломал кролику шею. Дон Хуан пытался научить его, что необходимо принимать ответственность за свое пребывание в этом мире. Дон Хуан склонился и прошептал на ухо Кастанеде: «Твоя ловушка была его последней битвой на земле. Я же тебе говорил, что у него больше не осталось времени, чтобы странствовать по этой чудесной пустыне».

Как утверждалось выше, фамилия Osorio может быть переведена, если кто-то посчитает нужным, с испанского языка в своем простейшем виде как River Bear [речной медведь] (т.е., oso = bear [медведь], rio = river [река]); или же, как это принято в Испании, где второе слово в паре часто служит прилагательным, Bear River [медвежья река, медведь-река]. В январе 1863 г., практически ровно за 100 лет до происшествия с ловушкой на кролика, произошел один из самых ужасных инцидентов между военными США и индейцами, известный под названием The Bear River Massacre [Резня на Медведь-Реке]. Сотни индейцев Шошон в течение всего лишь нескольких часов были пойманы в западню и убиты либо ранены, включая женщин и детей.

У Шошони существует история, или же легенда, об этом ужасном дне на Медведь-Реке, в которой рассказывается о двенадцатилетнем мальчике Da boo zee (что значит Сottontail Rabbit – американский кролик), который оказался в этой бойне вместе со своим племенем. Опасаясь за жизнь мальчика, его бабушка, Que-he-gup, спрятала его среди мертвых тел и наказала лежать очень тихо, не открывая глаз и не произнося ни звука.

Вдвоем, они лежали на мерзлой земле бок о бок с мертвыми целый день без малейшего движения. Наконец любопытство Da boo zee одержало верх и он легонько приподнял голову в надежде узнать, что вокруг происходит, и увидел, что смотрит прямо на дуло винтовки в руках солдата, обнаружившего, что мальчик живой. Солдат два раза поднимал и опускал ружье, не отрывая взгляда от глаз мальчика. В конце концов он опустил винтовку и ушел, очевидно устав от вида крови, пролитой между враждующими сторонами за день.

«Твоя ловушка была его последней битвой на земле. Я же тебе говорил, что у него больше не осталось времени, чтобы странствовать по этой чудесной пустыне».

Кролик ли, молодой мальчик или же взрослый человек, Смерть всегда собирают то, что ей причитается – НИКОГДА не уходя с пустыми руками. Тем не менее, иногда, если ее руки уже полны или она была отвлечена, кажется, что она выбирает пройти мимо, не собрав дань, очевидно выжидая, но всегда где-нибудь еще находит замену для того, за чем первоначально пришла. Таким же представляется случай с Oso Rio, Bear River, в этот самый день.

И хотя Ulloa и Osorio играют основную роль в повествовании про Дона Хуана, НИ один из фрагментов, представленных миру Кастанедой, не разворачивался бы в том виде, как есть, без позитивного принятия самим Кастанедой и дальнейшего опробования идей на одном из своих коллег. Таким коллегой, иногда именуемым Билл, либо же и вовсе оставленным Кастанедой безымянным, был достаточно хороший археолог-любитель, чья репутация была несколько омрачена таким ярлыком как «pothunter» (умаляющий термин для подчеркивания любительского характера в археологии - xemorx).

Он заявил, что они вдвоем путешествовали на автомобиле по пустыне летом 1960 г., изучая различные археологические достопримечательности, с которыми он имел дело в прошлом. Именно эта поездка, благодаря Биллу и общему стечению обстоятельств, позволила Кастанеде пройти инициацию в ритуалы и использование Священного Дурмана с помощью Информанта, а также привела к встрече Карлоса Кастанеды и Дона Хуана Матуса на печально (?) известной встрече на автобусной остановке в Ногалесе.

Коллега Кастанеды, несмотря на то, что именно он указал ему на Дона Хуана, фактически, был обделен вниманием и остался анонимным в контексте всей серии книг Кастанеды, в лучшем случае будучи названым Билл, и ни разу по фамилии. Однако среди информации вокруг Кастанеды проявились данные, указывающие на фамилию Билла, а именно Кемпбелл [Campbell], с полным именем William Lawrence Campbell.

Что интересно, подобным образом, так же как и имена Osorio и Ulloa явились знаковыми для работ Кастанеды, о чем мы говорили выше, существовал ЕЩЕ ОДИН человек, о котором он определенно знал и фамилия которого также была Кемпбелл. Это был признанный культурный антрополог и известный автор классической мифологии, описавший взаимоотношения между мифологией и легендами американских индейцев, – Джозеф Кемпбелл [Joseph Campbell].

Джозеф Кемпбелл считал, что непосредственное участие в ритуале может позволить прямое переживание мифической реальности – что, по сути, совпадает с идеями Кастанеды в связи с Доном Хуаном. Во времена встречи между Кастанедой и его коллегой и их поездкой по пустыне ранним летом 1960 г. Кастанеде всего лишь еще предстояло встретить Дона Хуана, но, как мне кажется, именно встреча человека с фамилией Кемпбелл в подобных обстоятельствах могла послужить для Кастанеды совершенным знаком.